лучший пост маккри
Смотреть в глаза своему прошлому редко бывает приятно. Особенно, если это самое прошлое ты обидел и сам понимаешь, что вел себя по-свински. Маккри делает шаг, чужое оружие упирается прямо в грудь. В плотную пластину бронежилета. Медлит прежде, чем протянуть руку к шлему. Если она выстрелит…будет очень неприятно. Но терпимо. Протягивает механическую руку, чтобы аккуратно стянуть шлем и замирает, глядя в до боли знакомые глаза. Значит, посвятиться возле штаба «Хеликс» все же оказалось не лишним. И вместе с этим…он понятия не имел, что теперь с этим делать.
04.04. ПРОЕКТ ПЕРЕВЕДЁН В КАМЕРНЫЙ РЕЖИМ

20.01 Поздравляем всех с наступившим новым годом, с очередным ивентом и обновлениями! Давно хотели персонажа, но не проходили по показанным параметрам? Любой желающий теперь может завести NPC для души и тела!

16.12 Мы тут организовали перепись населения перед огромным кострищем и сменили визуальное оформление!

19.11 Мы принесли вам основные патенты мира сего, и очень надеемся, что вы оцените нашу работу! Мы хотим, чтобы у игроков складывалось наиболее полное представление о современном мире, поэтому любой желающий может предложить свой патент, а мы, после тщательного обдумывания, с удовольствием впишем его в нашу историю!

12.11 Обратите своё внимание, мы обновили хронологию. Если вам необходимо внести конкретные элементы вашей биографии в хронологию, или же вы еще не почесались над внесением в неё своих эпизодов, поторопитесь, иначе администрация достанет сочные люли!

13.10 Выносим дверь с ноги и вносим квесты. Давайте не налажаем!

02.10 Близзард не двигают лор, поэтому мы двигаем его сами. Что-то страшное творится, успейте прочитать!

29.09 Ваше мнение очень важно для нас, из-за чего настоятельно просим поучаствовать в голосовании, касающемся внедрения балловой системы способностей. Берегите себя и своих близких.

23.09 Обратите своё внимание на появившуюся тему с сюжетными персонажами. Ходят слухи, что они очень важны в грядущих квестах, и в сюжете занимают не последнюю роль.

21.09. Птичка на хвосте принесла, что люди любят акции. Получите, распишитесь.

20.09. Алярма! Алярма, друзья. Мы, наконец-то, родились, гороскоп на 20.09 для дев крайне благоприятен для создания новых форумов.

OVERWATCH: recall

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » OVERWATCH: recall » Флэшбеки » [23.12.2076] Pale Rider


[23.12.2076] Pale Rider

Сообщений 31 страница 48 из 48

1

PALE RIDER
https://i.imgur.com/F85O5W6.png
23-26 декабря 2076. Цюрих, Швейцария

Сочельник — замечательное время. Обычно все чувствуют приближение Рождественского духа, но для каждого этот праздник по-своему особенный. Кто-то любит его атмосферу и поддерживает её из года в год, но кто-то из года в год только ищет причины, чтобы полюбить этот праздник… И не находит их. Но когда вдруг получает неожиданное приглашение, снова преисполняется надежды.

[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

31

Ангела чувствовала себя в такой безопасности, в какой... наверное не ощущала себя уже на протяжении нескольких лет, живя в одиночестве в этой квартире. Ей хотелось разделить с кем-то это долгое пребывание здесь, почувствовать себя нужной не на работе, когда она спасала очередную жизнь, а в простой и обыденной, рутинной реальности, когда в собственную болезнь некому принести кружку с бульоном или порезанный лимон, сменить компресс на лбу или просто померить температуру, когда в глазах плывёт и становится дурно. Хотелось уютно положить голову кому-то на плечико, глубоко вздыхая и забираясь руками под свитер, мерно мурлыча что-то в самое ухо. Ангела всегда солнечно и искренне улыбалась каждому в Овервотч, в госпитале, и всем казалось, что у такого человека, как Циглер, не может просто как-то плохо сложиться жизнь, но реальность была сурова и каждый день доктор возвращалась в холодную и пустую квартиру.
Кто бы мог подумать, что всё... именно вот так обернётся.

Что за маской опасной преступницы прячется женщина, которой всю жизнь не хватало любви и которая привыкла рычать и скалиться, чтобы её получить. Что Ангела готова была протянуть руку сквозь колючую проволоку, чтобы погладить эту дикую кошку по носу, несмотря на... выразительно щёлкающие возле пальцев зубы. И что Лиз так быстро превратится в домашнюю киску с бубенчиком на шее. Безусловно, только в голове у Ангелы — такое сравнение лучше не произносить вслух, иначе Эш мгновенно вскипит, а вместе с ней и вода в ванной.
Ангела буквально на всё реагирует податливо и мягко: то ли на неё так действует горячая ванна, то ли Лиз может опьянить любую одним только присутствием рядом, потому что найти какое-то более логичное объяснение происходящему Циглер просто не могла. Смотрела на неё... зачарованным взглядом и тяжело дышала, глядя на причудливые огненные блики на прекрасном теле и с какой-то душевной лёгкостью в голове прокручивая сплошной лентой мысль, что это тело теперь принадлежит не только Лиз, но и Ангеле Циглер. Поэтому, пока Элизабет говорит, Циглер одними кончиками пальцев трогает каждый ороговевший рубец. Каждый некрасивый стежок, отпечатавшийся на белой коже, каждую призрачную полоску, которая напоминала об очередной словленной шальной пуле. И смотрит в глаза, внимательно. И каждое слово подводит Ангелу Циглер все ближе к этой черте рубикона, переступая которую ты будто бы теряешь всё самообладание, которое летит ко всем чертям никому даром не нужное. У Ангелы защипало в носу, а глаза остекленели, из-за чего небесно-голубые радужки сделались в несколько мгновений ещё более синими, насыщенного морского цвета, но Циглер храбрилась и держалась, так сильно ей не хотелось просто сейчас взять и всё испортить своими слезами, которые подступили к глазам так... некстати. Ангела вообще не была плаксивой, её закалила собственная жизнь и ранняя потеря событий, да и к тому же, когда кто-то видит, что плачет доктор, у каждого неспокойно становится на душе. Каждый привык, что врачи не должны терять самообладания, поэтому слезами Ангела давилась крайне редко, закрывая рот рукой и прячась от чужих глаз. Сейчас не хотелось прятаться — всё из-за колоссального доверия, которым наполнялось пустоватое сердце и от которого хотелось тихонько молчать и смотреть улыбающимися от счастья глазами на прекрасную женщину перед собой.

Лиз чертовски права. Ангела надеялась услышать это пораньше, но сейчас её просто рвёт на части. От этих же странных чувств.
Ты меня любишь, — дрожащим голосом эхом отвечает Ангела, накрывая ладонь на своей щеке собственной рукой и прижимаясь к ней покрепче, посильнее, слегка потираясь скулой о грубую от частого взаимодействия с оружием кожу. Тёплая солёная капля предательски скатывается с ресниц, ударяясь о чужую ладонь, из-за чего Ангела тут же расстроено жмурится, будто бы натворившая дел маленькая девочка, которую сейчас обязательно будут ругать. Жмурится сильнее, когда вслед за первой скатывается вторая и третья, пытается как-то стереть с щёк слёзы свободной рукой, но делает только хуже, размазывая влагу по всему лицу. Плечи её мелко подрагивают, а сама Ангела с трудом поднимает взгляд на Лиз, кусая губы.

Прости, — выпаливает случайно, хотя извиняться тут совсем не за что, — я обычно не такая сентиментальная, просто... просто... — и не находит в себе сил найти причину таким излишним порой сантиментам, просто чувствуя себя абсолютно эмоционально выжатой. Разговор был приятным, он не действовал на голову чересчур отрезвляюще, врезаясь в память чем-то сродни металлических лезвий, он растекался в груди чем-то мягким и нежным, но Ангела просто не привыкла к такому совершенно. И... тем более было странно слышать такие слова от преступницы, от контрабандистки. Но совсем не странно было слышать эти же слова от её Лиз.

У Ангелы все ещё не высохли слёзы на щеках, когда дрожащие губы тронула искренняя улыбка и когда все стены, которые когда-то возводила Циглер, с ломающимся треском рухнули прямо в воду этой ванны. Она потянулась поближе к женщине, которую невероятно любит, до нелепой дрожи в коленках и странно замирающего языка во время важного разговора. Ангелу все ещё немножко потряхивало от недавного приступа сентиментальности, но сейчас она только приподнялась из воды, оказываясь глазами с Лиз на одном уровне, чтобы взять в руки изящный бокал вина. Кончика языка коснулся пряноватый привкус, который вызвал у Ангелы приятные ощущения, ни в какие сравнения не идущие с теми, которые возникали во время деловой встречи с крупным спонсором. Тепло разлилось по горлу и груди, а женщина мягко улыбнулась, только коротко шмыгнув носом из-за слёз. Лиз действовала на неё успокаивающе. Как панацея, новое, непревзойдённое лекарство, любовь называется.

Ты могла бы и не говорить этого, — пальцы находят тот самый шрам, который ни в какие сравнения не идёт с теми, что раскиданы по всему остальному телу. Ангела кончиками пальцев скользит по нему, а затем, отставив бокал на столик, приподнимается и оставляет на белесой полоске теплый и мягкий поцелуй, мимолётно прикоснувшись носом к разгоряченной шее и желая остаться так навсегда. Ангела слушает в пол-уха, не слишком хорошо воспринимая сейчас информацию, — я пойду за тобой куда угодно, — поверхностный вздох, обжигающий и без того горячую кожу шеи, — не хочу снова тебя потерять так надолго. Потому что теперь я не буду молча скучать и бояться тебе написать, — её макушка касается острого волевого подбородка, — буду изнывать долгими зимними вечерами и пытаться обнимать подушку, потому что любимой нет рядом.

Когда Лиз несмело, — Ангела очень чутко подмечает перемену настроения между тем, что было только что и теперешним тоном, — спрашивает про конфеты, Циглер все же приходится отодвинуться от Эш. Ненамного, так, чтобы можно было протянуть руку и прикоснуться пальцами к губам, но в то же время достаточно далеко, чтобы прекрасно видеть друг друга.

Весь швейцарский шоколад невероятно вкусный, — нарочито оскорбленно отвечает Циглер на предложение помочь найти самые вкусные конфеты. задорно поведя плечами, Ангела по-детски улыбается и при этом слегка щурится, облизывая нижнюю губу, — и эта ваша аризонская вата с ним даже рядом не стояла, — это не камень в огород родины Эш, просто Ангела отличается огромной и страстной, — безусловно, не конкурирующей с любовью к Лиз, — любовью к швейцарскому шоколаду и любые его сравнения с чем-то другим приводят Циглер в ступор и конкретный шок, — хотя, признаю, возможно самая вкусная конфета в этой комнате это я.
Ангела поглаживает Лиз по бедру, не пытаясь проскользнут выше или ниже, только слегка смущенно иногда отводя взгляд, когда в алых радужках Эш пробегался странный огонёк.

Это игра, — объясняет Ангела, нежно и успокаивающе поглаживая пальцы Лиз в своей ладони, — тебе нужно взять шоколадку, а под ней будет написано, как ты должна поцеловать... ну, одного из присутствующих в вашей игре, но раз уж нас только двое, — цокает языком, расплываясь в улыбке, — я мужественно приму весь удар на себя. Смотри, — под шоколадкой, которую Ангела без особых раздумий отправляет в рот, ажурными красными буквами выведено «В щёку, но ни в чем себе не отказывая». Доктор несколько мгновений задумчиво рассматривает Лиз, выглядывая на её лице соответствующую реакцию, после чего добавляет: — там, безусловно, есть и куда менее безобидные варианты, — а после пододвигается так близко, чтобы соприкоснуться грудью и положить ладонь на острое плечо. Дразняще медлит. Щекочет щеку собственным дыханием и влажными волосами, довольно улыбается, прежде чем оставить на скуле долгий поцелуй, — вот так, — шепот и еле двигающиеся мягкие губы, следующий поцелуй оставлен куда ниже, — и снова, — а теперь щёки накрывают мокрые ладони, настойчиво притягивая к себе поближе, чтобы оставить на губах долгий поцелуй с отдалённым привкусом побывавшего на этих же губах превосходного швейцарского шоколада и прильнув к остывающему телу, из-за чего вода в ванной привычно и со всплеском всколыхнулась. Ангела чутко прикрывает глаза и выдыхает в губы:  — хотя сейчас я, безусловно, позволяю себе лишнего.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

32

Эш часто случалось бывать жестокой. Она часто принимала решения, которые значительно усложняли жизнь других людей. Выбирала между одними и другими. Добивалась своего, используя самые разные методы, зачастую не имеющие ничего общего с дипломатией, которую Лиз не то, чтобы отвергала, но старалась использовать с умом. А сейчас, даже не желая ничего такого наверняка, она просто заставляла другого человека плакать. Нет-нет, наверное, говорить "заставляла" было неправильно, но сама Эш, то ли в силу того, что перенесла в детстве, то ли из-за своей профессии, не смогла бы позволить себе настолько очевидную слабость. И от этого ей было вдвойне неловко видеть Ангелу... такой. Пусть даже это были слёзы радости, но Лиз просто оцепенела. Замерла, пока Энджи не решила вдруг сменить тему. Лиз знала, что когда вернётся в Аризону, этот момент ещё долго будет стоять у неё перед глазами, потому что... Это ведь была её Пёрышки. Такая родная, тёплая, но всегда необъяснимо-сильная. И в то же время говорящая такие слова, которых больше никто не услышит. Она делала то, что никто больше не сделает для разыскиваемой преступницы по своей воле. А теперь ещё и это...
Элизабет поняла, что очень промедлила с тем, чтобы сделать хоть что-то. Ей хотелось... то податься ближе, чтобы языком собрать солоноватые капли со щёк Ангелы. То просто протянуть к ней руку, чтобы погладить по голове, затем ведя к уху, оглаживая скулу и наконец взяться за подбородок, чтобы легонько пощипывать его и смотреть в глаза, скрывая где-то в глубине не такие уж романтичные желания. Когда представилась возможность, и когда оцепенение немного спало, Эш с радостью заняла руки бокалом с вином, но теперь она как будто старалась спрятаться за попытками определить вкус вина и его ценность с точки зрения не самого дешёвого пойла. Теперь Лиз как будто нагонял весь этот эмоциональный накал, в который она и Ангела поочерёдно опускали друг друга, как будто удерживая голову под водой и заставляя судорожно барахтать руками, надеясь на попытку глотнуть свежего воздуха и не захлебнуться. Но, в отличие от этой метафоры, в которых Эш никогда не была сильна, подобные эмоции доставляли ей что-то потустороннее, но хорошее, как будто она всю жизнь хотела получить именно это. Чтобы кто-то небезразличный ей так закутал её во всё это, будто бы завернул в пушистую шубу, где можно было просто счастливо выдохнуть и наслаждаться теплом, не думая ни о чём плохом. Взгляд Элизабет подёрнулся какой-то ненатуральной печалью, но она попыталась хотя бы немного сконцентрироваться на том, что говорила Ангела.
— Я бы хотела увезти тебя с собой, но... ты ведь не сможешь полюбить ту жизнь, в которой обитаю я, — Лиз покачала головой, ставя и свой бокал в безопасное место на столик, а сама приобняла Энджи, которая уютно устроила голову на плече, - Поэтому... не думаю, что я готова испортить тебя беззаконием.
Наверное, Ангела и сама это понимала. Ей отчаянно хотелось близости и этого тепла. Хотелось, чтобы всё это было не на один вечер, но даже Эш считала, что разлуки идут только на пользу отношениям. Закаляют их и учат ждать. Элизабет не стала развивать тему, но захотела сделать так, чтобы у доктора Циглер больше не появилось ни малейшей возможности о том, чтобы думать о моменте их расставания. Он был не завтра. И даже не на этой неделе.
— Ну наконец-то, — Лиз запоздало реагирует на замечание о шоколаде, но при этом ничуть не обижается на скепсис Ангелы в отношении аризонского шоколада (поскольку она ещё кофе аризонский не видела), — А я уж думала, что ты совсем никогда не будешь правильно реагировать на мой флирт.
Эш ловит руку Энджи, когда она вполне целомудренно оглаживает бедро, пробегает по ней пальцами, накрывая плечо, только сама Лиз не выражает и тени недовольства, когда ловит обращённый на неё вопросительный взгляд, разве что снова придвигается поближе — такое положение нравится ей куда больше, чем возможность какое-то время не чувствовать прикосновения Ангелы.
— Правильный ответ, — с лёгкой ухмылкой замечает Эш, для полноты эффекта грубовато приобнимая крылатую, - Ты моя самая вкусная швейцарская конфетка.
Правила игры заводят Лиз — ей нравится испытывать азарт, который в карточных играх за столько лет порядком поубавился. Но при этом Эш нравится то, что так или иначе затрагивает её и Ангелу. Тогда, в Аризоне, Лиз хотела было предложить крылатой возможность посоревноваться в стрельбе, но, как оказалось, Энджи едва ли могла составить конкуренцию лидеру банды Мертвецов. Очень хорошо, учитывая то, что отношения у Эш с медициной были примерно такие же, как у Ангелы с оружием. Но эта игра...
Она завороженно наблюдает за тем, как Ангела без лишних прелюдий справляется с шоколадкой, как даёт посмотреть на способ поцелуя и... сердце снова пропускает удар, когда крылатая начинает… нет, даже не целовать, а попросту дразниться, делая всё это ещё более невыносимым для держащей себя в руках Лиз.
— Эй-эй, — она ненамеренно возмущается вслух, когда ладонь ложится на грудь Ангелы и слишком явно чувствует огрубевший сосок, - Это ведь просто поцелуй, не так ли? — Эш посмеивается, замечая, что такую дурацкую привычку скрыть стресс переняла от Маккри, но просто именно в этот момент её терпение ненадолго даёт сбой, и нужно хоть что-то, чтобы снова вернуться в строй.
Но Ангела, кажется, и не собирается останавливаться.
— Так, я вижу, — чуть слышно комментирует Лиз, когда доктор наконец приступает к выполнению этого задания, порядком помучив бывалую преступницу, - Ты ведёшь очень грязную игру, Ангела. Я думаю, из тебя бы вышла отличная бандитка, — Лиз подаётся ближе к губам, но накрывшие щёки ладони заставляют её сбавить обороты. Такое родное прикосновение, чуть ли не желаемое больше всего, когда ощущения от мягких и тёплых рук занимают и замещают все другие ощущения, вынуждает Лиз снова поднимать белый флаг. Она ничего не говорит, только теперь как-то безвольно опускает руки, тянется к губам Энджи слишком скромно, не желая высвобождать лицо из этой плотной хватки, которая, возможно, принесла Лиз даже больше, чем сам поцелуй. Когда Пёрышки оставляет ей право ход, Эш понимает, что ей стало слишком спокойно, как никогда не бывало. Что она снова готова держать себя в руках и только пытаться доставить Ангеле столько же наслаждения мелочами, сколько было и у неё самой, когда доктор Циглер прильнула к ней.
— Так, погоди, — в чём-то даже осаживая любвеобильную Энджи, замечает Эш, сразу отметив, как глядит на неё Ангела, — Прежде чем я сделаю свой ход, хочу сказать, что это слишком уж возбуждает. Возможно, это чересчур чувственно, и нужно было играть в это не в ванной, потому что... - она выдыхает, качая головой, — Я не знаю, что удержало меня от того, чтобы не накинуться на тебя прямо сейчас, Пёрышки. Я убеждаю себя тем, что у нас всё ещё целая ночь, но хочу тебя съесть. Очень хочу.
Лиз аккуратно поднимает одну из шоколадок, не особенно рассчитывая получить что-то более дерзкое, но доверчиво даёт и Ангеле изучить текст, на котором написано "Шоколад должен привести вас к этому поцелую".
— Я думаю, раз уж ты позволила себе лишнего, то, — Эш смотрит на Ангелу взглядом голодной хищницы, как будто исключая все другие варианты, — Я тоже могу не сдерживаться в интерпретации написанного.
Она медленно, чтобы Ангела видела каждое движение, поднимается на ноги, но не выходит из ванной. Берёт в одну руку шоколадку, не спеша отправлять её в рот и... просто сжимает её в кулаке, заставляя таять и пачкать руку. Ловит непонимающий и в чём-то даже осуждающий взгляд Энджи, как будто критикующей такое обращение с дорогим шоколадом. Берёт Ангелу за руку свободной рукой и поднимает её на ноги рывком, заставляя стоять напротив. Её доктор не сопротивляется, но видно, насколько ниже (и дело совсем не в росте) она становится теперь, как будто добровольно отдавая власть. Позволяя себя вести. Эш как будто ловит это, даже не пытаясь увидеть намёки и довольно улыбается. Руки Энджи лежат вдоль тела, когда Элизабет разжимает руку, в которой таял шоколад, и неровными, но широкими мазками проводит ей по телу Ангелы, пачкая его. Она сжимает грудь крылатой, перемазывая её как начинающий маляр, и, кажется, даже то, что ей не хватает этой импровизированной краски, не может остановить Лиз. В конце концов, она ополаскивает под краном руку, избавляя её от остатков шоколада, но для Ангелы у неё припасён другой способ. И как будто подавшаяся к ней Циглер давно уже поняла, какой. Эш специально перемазала свою девушку только до талии, чтобы теперь устроить на ней обе руки и начать вылизывать каждый сантиментр кожи, покрытой шоколадом, который сейчас, в такой концентрации, чувствуется куда слабее, чем если просто погрузить шоколадку в рот, но доставляет куда более приятные ощущения. Эш слабо чувствует и сладковатый запах пены, которая успела улечься и которую Ангела, кажется, предварительно смысла, когда только поднялась на ноги, но такие мелочи не могут отвлечь Эш от долгого и приятного задания, которое она выполняет со всей ответственностью, не забывая и о правилах игры, поэтому переходя на поцелуи каждого вылизанного участка кожи, каждого сантиметра идеальной кожи её девушки. Влажные прикосновения языка постепенно делают тело Энджи чистым, но она пока избегает прикосновений к груди, чтобы в самом конце, поочерёдно, припасть губами к соскам, заключая их в плен губ и лаская их языком, неотрывно глядя в глаза.
Закончив, Эш тяжело дышит, не имея понятия о том, как много времени прошло, пока она занималась этим, но, судя по тому, сколько горели свечи — долго. Она не выпускает Ангелу, по-прежнему держа руки на её талии, но теперь выпрямляется и как-то совсем по-хозяйски смотрит поверх её плеча.
— И как же мы определим победителя в этой игре, Пёрышки?
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

33

Ангела несильно подалась вперёд, продолжая мягкий и тягучий, медленный поцелуй и в том же неторопливом темпе поглаживая любимое, покрытое испариной от температуры в ванной лицо, накручивая на пальцы слипшиеся белоснежные пряди и несильно сжимая волосы на затылке, просто тонула в чувственности долгой ласки. И разрывая её с разочарованным сбившимся вздохом.
Возможно, ты меня совсем не знаешь, — вкрадчиво мурлычет в аккуратное ушко, — и на самом деле я подосланный шпион из какой-то банды, которая не в самых лучших отношениях с Мертвецами, — ладони мягко очерчивают контур груди, скользя по плечам и дальше — к шее, чтобы сцепить за ней тонкие пальцы в замок, находясь в дразнящей близости к тем же балованным поцелуями губам, касаясь своим носом ровной переносицы Лиз, — И по закону жанра ты обязана рассказать мне всё, что знаешь сама, потому что невероятно мной очарована. Так что, выдашь мне все свои секреты?

Это было очень странно, вот так вот перескочить с настроения, когда Ангеле хотелось прижаться поближе и расплакаться на теплом плече на ощущение тепла и безопасности. Ведомая глубоким желанием, Ангела пьяно мазнула по Лиз взглядом, слабо улыбнувшись одними кончиками губ, потому что Эш буквально прочла все её мысли и просто озвучила их, из-за чего Энджи только приподнялась и мягко прикоснулась щекой к её щеке, выдыхая:

Если ты настолько голодна, то могу только протянуть тебе салфеточку и столовые приборы, — негромко, с украшающей исцелованные розоватые губы неброской улыбкой, отозвалась Ангела Циглер, наконец, опускаясь в воду и прижав кисти рук к груди: густая пена обволокла податливое, почти пластилиновое тело, пока женщина выжидающе приподняла брови, — твой ход.

Во всяком случае, Лиз была права. Это всё выводило из гармонического равновесия, заставляло неровно дышать и кусать губы, а Ангела уже давно поплыла от обилия такой желанной близости и нежности со стороны любимой женщины, разомлела и оцепенела от поверхностных, совсем неглубоких ласк, которые заводили не хуже прямо сказанных слов о вожделении и страсти. И, если бы Ангела не была сейчас в кондиции чего-то мягкого, нежного и воздушного, наверняка текст под судьбоносной шоколадкой заставил бы её одеревенеть и судорожно замереть, не зная, куда деть руки и ноги. Но вместо ожидаемой реакции смущения, Циглер только продолжила ненавязчиво ласкать кончиками пальцев острую коленку, посматривая на Лиз из-под полуприкрытых ресниц.

Ты сейчас разбиваешь мое влюбленное швейцарское сердце, — с напускной трагичностью закатила глаза Ангела, отворачиваясь, чтобы не видеть то, как по-кощунски Эш обходится с дорогим шоколадом, который быстро плавится в разгоряченной ладони, вполне себе очевидно пачкая кожу. Циглер часто качает головой, отказываясь смотреть на такое зверское обращение с любимой сладостью, — но клянусь чем угодно, я отомщу тебе позже за такое жестокое обращение со швейцарским шоколадом, — приоткрывает васильковые глаза, приподняв острый подбородок, — и месть моя будет очень жестокой.

Безусловно, это всё напускное, но Ангела просто не могла так с рук спустить эту ситуацию, к тому же, ей очень хотелось, чтобы Лиз разделила её любовь к швейцарскому шоколаду. Возможно, у Циглер просто слишком изысканный вкус, раз уж она нос воротит от любых конфет, если в них нет и капли нормального, — читай, швейцарского, — шоколада, но этого доктор никогда не признает, постоянно приравнивая себя к обычным людям. Мол, у кого не спроси на улицах Цюриха, каждый без ума от этих сладостей. И все же в этой комнате слаще шоколада была, пожалуй, только Лиз, заставлявшая сердце трепетать и судорожно колотиться под подбородком, лишаясь четкого ритма и на самом деле окрыляя молодого врача безо всякой Валькирии. Первое время Ангела только улыбается и негромко смеётся, когда по покрывшемуся мурашками телу скользят властные руки, размазывая шоколад, как ловит каждый глубокий взгляд Эш, в котором плещется лукавое желание владеть. А Циглер только и хочет — дать Лиз то, чего она так страстно хочет, дать овладеть каждой клеткой своего тела, каждой молекулой и каждым судорожным, неровным вдохом. Когда руки сминают грудь, женщина замирает, вслушиваясь в биение собственного сердца, будто бы оно могло подсказать правильный выход. Но правильное решение здесь только одно — основанное на доверии, на глубоких чувствах, на этой непривычной любви, которую испытывает Ангела всем своим широким и горячим сердцем. Её хватает только на то, чтобы осторожно поднять взгляд, смазанный и расфокусированный, когда в животе снова завязался узел.

— Это очень коварно с твоей стороны, — каждое прикосновение губ, каждое скольжение горячего языка отдаётся в опасной близости от отягощенного вожделением организма, а Ангела едва ли не хнычет, — вернее, очень даже позволяет себе тихие поскуливающие звуки в покатое плечо, — от того, как многое позволяет себе нахалка Элизабет Эш, но одновременно с этим буквально мстит за все поддразнивания, за каждое мягкое прикосновение, сполна давая понять, что в любой, даже в этой безобидной, игре она будет побеждать. Ангела была готова прямо сейчас сдаться и перестать кусать нижнюю губу, чтобы громкий вздох не заполнил ванную комнату, но только прижала белоснежную голову к себе поближе за затылок, откидывая голову назад и бессовестно пользуясь крепкими объятиями. Ангеле нужно время, чтобы согнать с глаз пьяную пелену, когда Лиз заканчивает — Циглер готова прямо сейчас встать на колени, умоляющим взглядом смотря снизу вверх, чтобы она продолжила, потому что она, раззадоренная и разогретая добела, сейчас хотела быстрой разрядки. Хотелось снова вернуть властные губы на грудь, чтобы они сжали затвердевшие соски, спускаясь ниже, игнорируя призывно подрагивающий поджарый живот от попадающих на него холодных капель, остановившись где-то на лобке...

Ангела было попыталась что-то сказать в ответ, но сейчас это было больше похоже на бессвязное бормотание, из-за чего смущенно отводит поплывший взгляд.

Думаю, что ты победила, — услужливо урчит белокурая женщина, пока прохладная вода медленно лижет остывшие ноги. Переступает с ноги на ногу, потянувшись за поцелуем, выдыхая в красные губы: — моя чемпионка. Ждёшь свой кубок и награду? — Ангела зябко поежилась в руках, пока по плечам пробежалась остаточная дрожь, дававшая понять: ванна, пусть и невероятно приятная возможность провести вместе время, но очень ограниченная на по времени. Когда Циглер вылезла из ванны, предварительно сполоснув мраморно-белую кожу от остатков пены и шоколада, то к ней мгновенно вернулась привычная зажатость и смущение, из-за чего доктор быстро завернулась в махровое белое полотенце, пряча покрасневшее лицо. Лиз же это... нравится? Когда Ангела смущается от простых мелочей, но в моменты, когда страсть накрывает с головой, Циглер становилась всегда куда более решительной. Будто бы тумблер переключали. Сейчас вместо грациозной и изящной кошки, снова появилась перепуганная и замерзшая мышка. 

Я подумала, что будет здорово, если у тебя будет что-то, что будет напоминать тебе обо мне, — лукаво прищурилась, — кроме тех моих перчаток. Хочу, чтобы ты примерила. Сейчас, — и тот самый голос, который не терпит никаких возражений. Ангела, сменив полотенце на куда более привычный халат, затянула на узкой талии пояс, доставая из шкафа обвернутый празднично-красной лентой сверток подарочной бумаги, смущённо отводя взгляд, — я не знала, когда начинала вязать, что ты не любишь Рождество. Но... в общем, может, это не такой уж и плохой праздник?

Что-то перевернулось в тот момент, когда Ангела вернулась из Калифорнии в Цюрих. В тот вечер, когда Лиз пришла прощаться. Циглер долго переваривала, долго думала, надвигая на нос очки, а вязание её всегда успокаивало: мягкая пряжа ласкала уставшие руки, а голова абстрагировалась от замучивших проблем, когда это так нужно было. Это всё в итоге вылилось в связанный воротник, а позже и в целый свитер сливочно-белого цвета, сделанный по своим меркам, потому что Лиз вполне себе неплохо подошла её одежда в Калифорнии.
Ангеле не хотелось лишний раз напоминать о том, что значит для Лиз Рождество, но почему-то получалось это у неё слабо. Одновременно с этим желанием хотелось дать Эш понять: она не одна и теперь уж точно одна не будет, тем более в такой праздник, Ангела... просто не имеет никакого морального права оставить её одну. И не оставит.

Я думаю, что тебе очень подойдёт, — смущенно надвигая на глаза очки, произносит доктор, непривычно быстро зардевшись от одного только пойманного взгляда.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

34

— Думаю, тебя было бы достаточно, — усмехается в ответ Лиз, также покидая ванну и даже с некоторым разочарованием глядя на место их волшебного времяпрепровождения. Да, безусловно, они бы могли устроить второй раунд и вернуться к этой игре ещё не раз, но дело было в эмоциях. В том, что Лиз испытывала при этом и как себя чувствовала. Эш знала, что у неё уже не будет таких эмоций, как в прошлый раз, и это заставило её немного задержаться взглядом на этой удобной широкой ванне, которая и сейчас казалась ей этаким оазисом, островком их собственного счастья. Волшебную атмосферу дополнял неровный и подрагивающий свет, который давали свечи, и даже пустые бокалы с вином и коробка так любимого Ангелой швейцарского шоколада была не лишней.
Эш, наконец, перевела взгляд на пернатую и усмехнулась, глядя на то, как Энджи непривычно смущённо кутается в полотенце. Не давая ей толком вытереться, Лиз просто обняла её без попыток как-то продолжить не самые скромные ласки в ванной. Конечно, вожделение всё ещё плескалось в ней, не желая никуда уходить, но Элизабет раз за разом показывала, что любит эту женщину. Не просто хочет Ангелу, а любит так, как любят кого-то по-настоящему дорогого. Это не шло на пользу образу преступницы, которая была жестока и имела ряд своих правил, но теперь, кажется, у Элизабет Эш появилась слабость в лице дорогого ей человека. Помимо ребят из банды, которые были ей ближе всех, никто об этом не знал, но Лиз почему-то вдруг задумалась о том, не подвергает ли она себя и Энджи ненужному риску, просто желая, чтобы та была вместе с ней. Их близость до сих пор мешала большинству серьёзных разговоров, когда нужно было во многом убедиться, но Эш бы не простила себя, если бы вдруг начала выяснять отношения не с помощью поцелуев и объятий, а болтовни. Ей сейчас было очень хорошо с Ангелой, которую она заслужила, и все серьёзные разговоры Лиз бы как минимум оставила на утро. Ей было интересно, что будет дальше, но сейчас, когда она просто обнимала своего доктора, это казалось таким пустым, таким неважным, ведь есть чувственное и тёплое сейчас, которое ничего не нарушает. И что в их силах сделать так, чтобы сейчас продлилось максимально долго.
Ангела явно что-то задумала, и Элизабет решила уделить время тому, чтобы вытереться и хотя бы сходить на кухню за частью одежды. Памятуя о том, что вечером им должны будут доставить заказ, Эш не хотела снова одеваться, но понимала, что дразнит Ангелу таким своим видом. Пока Энджи готовилась сделать сюрприз, Лиз успела пройти на кухню, чтобы скинуть полотенце уже там, надела нижнее бельё и вернулась в ванну, чтобы просто накинуть поверх халат, скрывая любые попытки добиться вполне очевидного финала этого дня прямо сейчас.
— Рано, — подумала она, возвращая полотенце на крючок.
— Перчатки, да? — Эш покачала головой, смущённо улыбаясь, — Ты ведь забыла их не просто так, верно? Я... честно говоря, не подумала о чём-то ещё в тот момент. Мы виделись не очень редко, но я не вернула их, чтобы частичка тебя всегда была со мной. Думаю, даже забудь ты Валькирию целиком, я бы точно так же подходила к ней, снимала крепления брони и вдыхала бы твой аромат, которым пропитался эластичный костюм, что ты носишь под низ брони, — Лиз протянула руку и коснулась подбородка Ангелы, - Перчатки в этом плане оказались гораздо удобнее. Это... был достаточно личный подарок, даже если ты просто забыла их. Он... был мне нужен тогда. Это ведь куда памятнее, чем просто один поцелуй, но я бы не смогла выбрать между этими вариантами.
Ей нравится то, как Энджи смущена в такие моменты, но Лиз припоминает, что и сама едва ли похожа на ту, кто почти приказывает одним только тоном своего голоса. Смущение перед любимой женщиной до конца не проходит, а необходимость реагировать на подарок только усугубляет его. Лиз ненадолго теряется, не зная, как вообще принимать подарки в такой ситуации, но всё-таки открывает его, извлекая наружу свитер. Пальцы оглаживают приятную... шерсть? Что это вообще за материал, такой мягкий и одновременно тёплый, но ничуть не колючий? И у Лиз даже нет слов, чтобы возразить что-то, потому что она сразу понимает, насколько это личный и... памятный подарок. Ей хочется возразить, что не обязательно было тратить столько времени на это, что она едва ли наденет этот свитер, ведь в Аризоне для этого слишком жарко, но... эта вещь как будто была подарена не для носки, а Ангела хочет этим сказать, что долго и упорно шла к сегодняшнему дню. Что вчерашнее недопонимание могло испортить подарок, который Энджи буквально создала своими руками, лишний раз доказывая, что они у неё золотые.
Лиз без промедления скидывает халат, ненадолго оставаясь только в нижнем белье, и хотя оно сегодня не красное, а чёрное, это вызывает у неё странную полуулыбку. Эш надевает подарок, отмечая, что Ангела не прогадала с мерками. Может, он мог быть немного тесноват, если бы Циглер не учла небольшую разницу в телосложении, но сейчас он сидит идеально, и Эш спешит заключить любимую женщину в объятья, накрывая руками талию и давая Ангеле обнять её за шею.
— Спасибо, — смущённо и коротко благодарит Элизабет, — Это первый подарок на Рождество, который мне делают. И первый, который создан своими руками.
Лиз, конечно, немного лукавит — ребята из банды пытались присылать ей какие-то мелочи каждое Рождество, как будто стараясь вернуть веру Эш в этот праздник, но ничего серьёзнее дорогого алкоголя она не получала. Ангела сейчас всерьёз взялась вернуть Эш веру в чудеса, которая если и не появилась до сих пор, то теперь на будущие праздники Лиз явно будет вспоминать эти дни, а не то, насколько плохо для неё всё было в детстве.
— Может, это не такой плохой праздник, — тихо подмечает Эш, продолжая обнимать Энджи, — Но вряд ли ты будешь спорить с тем, что дело не в нём, Пёрышки. А в тебе, всеми силами пытающейся вернуть мне это ощущение, которое я была лишена. Ты делаешь Рождество волшебным. Так что я... — Лиз скромно улыбается, чтобы не выглядеть такой, как обычно, — Склонна верить в тебя. В Ангелу Циглер, которая делает всё, чтобы праздник для меня стал приятным. Я не знаю, как благодарить тебя за всё, Энджи. Надеюсь только, что моей любви тебе будет достаточно, — она мягко гладит крылатую по щеке, прежде чем прижать к ней руку и поцеловать в другую щёку.
Лиз тратит немного времени, чтобы усесться с Энджи на диван в гостиной, всё ещё не выпуская её из объятий и понимая, что в такие моменты страсть между ними капитулирует от нежности, которую даже самой Эш дарить настолько привычно, как будто она и раньше так делала. Лиз смотрит на любимую и понимает, что едва ли сможет так просто уехать из Цюриха. Дела не дадут ей задержаться здесь, но... разве может быть дело более серьёзное, чем эта белокурая женщина?
— Я тут подумала, — вдруг начинает Эш, - Что не сделала тебе подарка к Рождеству потому что не расценивала его как праздник. Но теперь хочу, чтобы и у тебя было что-то моё.
Лиз поудобнее обхватила Ангелу обеими руками, сажая её к себе на колени и сцепляя руки в замок на талии.
— А ещё мне бы не хотелось, чтобы ты спорила. Я понимаю, что это будет не то, что я сделала своими руками, но не могу оставить тебя без памятной вещи.
Эш не знала, существует ли вообще такой подарок, который может быть достоин Ангелы, но не считала свои покупки, которые должны были доставить сегодня, подарком для крылатой. Внутренний голос справедливо подмечал, что это подарки для самой Лиз, но в этот раз, с этой женщиной, ей не хотелось быть эгоисткой.
— Прости, — после долгих раздумий добавила Элизабет, — У меня пока нет для тебя такого подарка, который был бы достойным. Но я обязательно его сделаю.
Её отвлёк звонок в дверь, и сердце невольно пропустило удар. Она пока не отпустила Ангелу открыть, чтобы принять заказ, который уже был оплачен. В глазах заплясали огоньки, и Лиз постаралась настроить себя на более спокойный лад, понимания, что это только подготовка. Что они всё ещё не могу наброситься друг на друга. Убрав руки с талии Энджи, Эш поправила её очки и погладила по так и не высохшим до конца волосам.
— Мы можем заняться этим, когда хочешь, Энджи. Я бы не хотела испортить этот прекрасный вечер, только потому что ты меня так заводишь.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

35

Ангела испытывала некое подобие на когнитивный диссонанс, когда Лиз вела себя так с ней: будто бы с хрустальной фигуркой, которая при любом неосторожном движении может разбиться. Это было непривычно возможно из-за того, что даже у Ангелы очень прочно засел образ опасной преступницы и контрабандистки, которая в одной руке держит винтовку, а второй подбрасывает в ладони динамит. Но то, что видела Циглер сейчас, так невероятно разнилось с привычным образом нахальной Эш, что доктор просто... не знала, как себя чувствовать. Она настолько не привыкла быть не одной, что подобная близость выбивала её из колеи и заставляла дрожать коленями. Ангела облокотилась спиной о стол, спрятав в кулаке мимолётную улыбку, пока с изящных белых плеч соскользнул теплый халат. Лиз приковывала к себе взгляды. Притягивала. Всеми кошачьими движениями, каждым вздохом и изящно отвернутой лопаткой под плотной лентой бретельки бюстгальтера — было бы сложно отрицать весьма очевидные факты.

Вообще-то я правда просто забыла их у тебя, — Циглер с титаническим трудом отводит от красивого тела взгляд, сглатывая ком в горле, — но сейчас думаю о том, как ты прижимала их к лицу и как представляла там мои руки, и сразу становится так тепло, — и улыбается одними своими искристыми глазами. Было очень непривычно видеть смущение на этом лице. Потому что чаще всего именно Эш становилась объектом, который вызывал розоватый румянец и отведённый взгляд. Лиз, а не Ангела.
Она бы могла приподнять голову и начать многозначительно рассматривать изящную люстру на потолке, или постукивать кончиком пальца по умным часам на запястье, но вместо этого только долго рассматривала бледные плечи и хрупкие ключицы, скрывающиеся под мягкой пряжей. Как зачарованная.

Крепкие объятия любимой женщины возвращают в реальность плавно и мягко: Ангела фокусирует взгляд на внимательных алых радужках, крепко обнимая изящную шею, пока голые предплечья касаются мягкой горловины свитера. Тонкие пальцы касаются наэлектризованных и топорщащихся во все стороны волос, пока Циглер улыбается и аккуратно приглаживает их, скользя ладонью от затылка к скуле и уголку губ.
Тебе очень идёт, — прошелестел тихий голос, когда кончик носа прикоснулся к теплой щеке, а Ангела глубоко вдохнула цветочный запах, оставшийся на её девушке каким-то отдаленным отголоском приятного времяпровождения наедине в ванной. Циглер умиротворённо нежилась в сильных руках. Больше ей, честное слово, ничего и не нужно было, — я так боялась, что промахнулась с мерками, но он до того хорошо сидит... — потухший взгляд васильковых глаз при взгляде на Лиз загорается снова: искренне и преданно, — тебе правда нравится? — Ангела где-то на пороге собственного сознания понимала, какой это... малоиспользуемый подарок, но ей так хотелось представлять, как Элизабет тихонько вздыхает в этот наполненный запахами и воспоминаниями воротник, как кутается в теплую вещицу и как тоска закрадывается какой-то мягкой кошкой, напоминая, навевая...
И она бы могла сидеть вот так долгими часами, возможно, исступленно целуясь, пока не занемеют розовые губы, сжимая коленями бёдра и переплетаясь руками и ногами, и абсолютно не думая о том, что рано или поздно рождественские праздники закончатся, Ангела будет вынуждена посадить Лиз на самолёт, а самой отправиться в госпиталь.

Я так не думаю, — качает головой Ангела, когда Эш говорит про несделанный к Рождеству подарок, — ты приехала ко мне, несмотря на то, что находишься в розыске, пересекла океан и нашла меня в чужом городе, — глубокий вздох, прежде чем теснее прижаться к теплой вздымающейся груди, обнимая за шею, — я это невероятно ценю, Лиз, и, пожалуй, в лучшем подарке и не нуждаюсь, — доктор заправляет ещё влажную вьющуюся прядь за изящное ушко, усмехаясь одними кончиками губ, — и я не спорю, а просто констатирую факт. Я же твоя сахарная фея, разве мне нельзя хотя бы чуть-чуть более напористой, чем я кажусь?

Когда прозвенел требовательный звонок в дверь, Ангела буквально вынырнула из-под толщи воды, вдруг погрузившись в окружающий её мир, вспоминая, где и почему они находятся. И что именно ждёт за этой дверью. Осознание давило на голову и сейчас Ангела задеревенела, ненадолго прикрыв глаза. Было глупо думать, что Эш воспринимает все её вертения хвостом, как игру, невсерьёз. Нужно было отдать должное её самоконтролю, учитывая то, что Лиз привыкла брать всё, что плохо лежит, а что не лежит, то класть и брать. Поэтому сейчас Ангела только поплотнее запахнула шёлковый белый халат, оправляя на бёдрах струящиеся складки, прежде чем аккуратно слезть с насиженных коленей — и это сопровождается слегка разочарованным вздохом.
Ты уж дождись меня, договорились? — лукавит Ангела, никак не отвечая на последнюю фразу Эш и искренне надеясь, что Лиз послушается. Пока она переваривает мысль, что Лиз ходила целый день, как заведённая, да и сейчас ведёт себя как ни в чем не бывало. Прикусила губу.

Забавно, — и тронула эту же губу большим пальцем, когда в дверь раздался повторный звонок, заставивший Циглер тут же встрепенуться и торопливо броситься к двери, прячась за ней практически целиком и искренне надеясь, что пакеты не маркированные... ей откровенно не хотелось, чтобы соседи погружались в подробности её личной жизни, так что и для их душевного спокойствия, и для её будет лучше, если это всё будет выглядеть как доставка пиццы. Ангела принимает обычные бумажные пакеты, благодарственно кивая и закрывая дверь на все замки. Пробежавшийся мандраж начинается где-то в коленях и находит беззащитную Ангелу в плечах, когда доктор судорожно вздыхает, мимолётно рассматривая содержимое пакетов. Она мысленно считает где-то до десяти, но проходит порядка минуты: удивительно, что Лиз не поинтересовалась, чего она там возится, но Ангеле просто стоит взять себя в руки, чтобы смело вернуться в гостинную, ставя пакеты в угол дивана. И, наверняка, опять становясь красной, как рак.
Лиз? — зовёт Ангела, протянув ей свою руку. Немо просит встать, поравнявшись с ней взглядами и подступая ближе. Так, чтобы слышно было дыхание на аккуратное ухо, чтобы каждое плавное движение заставляло Лиз действовать с Ангелой в едином ритме. Чтобы каждое придыхание перед важными словами отдавалось у Эш табуном из мурашек, пробежавшимся вдоль хребта, — я... я хочу это всё. Сейчас, — пальцы медленно расправляются с узлом на собственном халате, из-за чего гладкая ткань медленно открывает белые плечи и грудь, собираясь на согнутых локтях где-то в районе талии. Молочная кожа тут же покрылась мурашками, несмотря на то, что в квартире всегда было достаточно тепло, но видимо мимолетная прохлада с лестничной площадки, впущенная во время того, как Ангела забирала заказ, сделала своё дело, — и тебя хочу, — почти касаясь губ.

Ангела с непривычной смелостью берёт ладонь Лиз собственными пальцами, прежде чем прижать её к своей груди. Секунда. Две. И тихий стон вырывается уже тогда, когда женщина втягивает Эш в глубокий и влажный поцелуй, потянувшись повыше и вставая на носочки. Халат соскользнул с рук, оставшись белоснежным пятном где-то у ног, а свободная рука медленно проскользнула под вязаный свитер, касаясь поджарого живота, а оттуда к спине, обнимая, прижимая ближе. И разрывает поцелуй Ангела только для того, чтобы исступлённо прошептать в те же губы:
Я вся твоя, — прекрасно зная, что это сорвёт последнюю пломбу с хвалёного самоконтроля Элизабет Эш.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

36

Лиз, если честно, совсем не хотелось пускаться в долгие объяснения по поводу такого подарка как свитер. Она боялась... сказать что-то такое, что приуменьшит ценность этого подарка, потому что толком не умела благодарить. Да, она сказала короткое “спасибо”, но почему-то считала этот подарок не столько свитером как таковым, сколько оказанным вниманием и долгой кропотливой работой, потому что вязание заняло у Ангелы явно не один день. Эш предпочитала молчание россыпи комплиментов, и сейчас считала правильным только кивать и односложно отвечать на вопросы Энджи, надеясь, что та и так поймёт одну простую истину — даже благодарить за такое Элизабет не привыкла. И простое "спасибо" было для неё куда более чувственной благодарностью за подарок, чем то же самое для остальных людей. Не просто какая-то дежурная фраза, а именно благодарность, тёплая и искренняя. Она подкрепила это поцелуем, взяв руку Ангелы и поднеся её к губам. Улыбнулась чему-то и подумала, что так и надо было сделать с самого начала.
— Знаешь, Пёрышки, я думаю, что тебе нужно какое-то время носить его самой, чтобы этот подарок стал ещё ценнее, — как-то легко заметила Эш, — Приятно, если я смогу взять с собой хотя бы твой запах, — она снова целует руку Ангелы, хотя губы её доктора манят Элизабет куда сильнее. Лиз беззвучно выдыхает и всё-таки позволяет себе настойчивые, нахальные и довольно эгоистичные поцелуи, полностью занимая внимание доктора Циглер.
От слов Ангелы становится очень тепло внутри, хотя Лиз, кажется, может предугадать всё, о чём будет говорить крылатая. Но такие мелочи каждый раз заставляют её в шутливой форме возразить, скрывая этим и настоящее несогласие. Разумеется, глупо было бы спорить из-за этого, но Эш не считала чем-то сверхъестественным свой приезд, хотя даже этого Ангеле как будто было достаточно. Быть может, Эш действительно не должна была спорить, и это... было правильным, ведь подарок — это то, что преподносишь, потому что хочешь, а не ожидаешь получить что-то взамен. Подобные простые истины очень часто ускользали от внимания преступницы, которая привыкла, что всё бывает так, как она хочет. Но обижать этим Ангелу ей не хотелось.
— Я всегда в розыске, Энджи, — после недолгой паузы, тратя время только лишь на мягкие и короткие поцелуи, заметила Эш, накрывая рукой узкие плечи доктора, — И не считаю это отличным подарком. Найти тебя было несложно, но... я думаю, что в словах моей сахарной феи есть смысл. Я приехала к тебе, потому что хотела. Ты сделала мне этот подарок, потому что хотела. Нам совсем не обязательно обмениваться подарками, только потому что так принято. Но раз уж я твой дорогой подарок за почти семьдесят миллионов долларов, — с хитрой ухмылкой произнесла Лиз, — То всё моё внимание будет направлено только на тебя.
Проводив Ангелу с какой-то отстранённой улыбкой, Лиз не торопилась нарушать данное ей слово, которое она выразила коротким кивком. Это... было чуть ли не более волнительно, чем вчерашняя близость в гостинице. Всё случилось слишком быстро, и как будто было не их совместным желанием, а Ангела, извиняясь и стремясь хоть немного растопить ледяное сердце Катастрофы, решила действовать наверняка. Но сегодня... сегодня Эш чувствовала, как внутри у неё сжимается сердце. Волнение и какой-то странный, почти магически-нереальный трепет вернулись, стоило Ангеле уйти, чтобы получить заказ. Лиз, пожалуй, не нервничала так даже с Беккой. Это ведь была всего лишь девушка, а не любовь юности и не та женщина, которая спустя столько лет узнала об этом, и, подумать только, ответила взаимностью, что до сих пор не укладывалось в голове Эш. Ангела была, по её мнению, чересчур правильной, чересчур идеальной для такой испорченной властью и лёгкими деньгами преступницы. Но Энджи... как будто предпочитала не думать обо всём, чем занималась Элизабет Эш, ведь перед ней была совсем другая женщина — тёплая, добрая, милая, ласковая. Готовая на такие жертвы.
— Я расписалась в том, почему начала тебя клеить, Пёрышки, но вот что ты во мне нашла, до сих пор загадка.
Причинно-следственные связи и мысли об этом обычно не занимали много времени, но Лиз решила дождаться Ангелу, поэтому не заметила, что простое получение заказа заняло у Циглер слишком много времени. Эш только нашла глазами вошедшую Энджи, уже в следующее мгновение уделяя ей всё своё внимание. Та снова безнадёжно смущалась, но Элизабет знала, что в процессе разбора заказа Ангела вряд ли продолжит быть в этом одинока. Некоторые... подробности того, чем они будут заниматься, заставляло Лиз непривычно дрожать и думать о том, что она просто тащит Энджи во всё это, используя свой напор, свой властный характер и не оставляя ей выбора.
— Но ведь сильные чувства как раз об этом? Когда позволяешь партнёру всё, потому что любишь?
Эш не была готова оставить своё дело, предавшись только лишь отношениям с Ангелой. Но уже то, что она рисковала, отправившись в Цюрих, говорило о том, что она готова на жертвы. Лиз попросту влюбилась снова, всё ещё чувствуя себя двадцатилетней. И поэтому была готова к любым экспериментам.
— Да? — коротко отвечает наконец Элизабет, принимая руку и поднимаясь с дивана. Ангела подходит совсем близко, обнимает. Её руки блуждают по плечам, кончики пальцев обрисовывают затылок и касаются скул, а Эш может только крепко держать эту женщину в своих объятьях и ждать, что та сделает, прежде чем ей станет совсем невмоготу держаться. Доктор Циглер тихо говорит, почти что заставляя Эш прогнуться в слабых от трепета ногах. Лиз про себя ненавидит такое ощущение, но... Ангеле можно делать её такой. Как раз той маленькой Лиз, которая ещё не готова выживать в этом суровом мире. Док как будто хочет стать её щитом, тем самым человеком, который до конца будет рядом, и Эш позволяет. Рвано выдыхает, когда Ангела снимает халат, открывая голое тело. Эш почему-то думает о том, что, говоря всё это, доктор Циглер так и не сказала слов, которыми люди обычно разбрасываются просто так, но кем бы была Элизабет, если бы заставила свою девушку произнести их сейчас? Конечно, ей хотелось услышать это от Ангелы, но... проводя рукой по её груди и просто прижимая ладони к мгновенно затвердевшим соскам, Эш плыла и терялась, не зная, чего хочет на самом деле. Мысль о том, что она затянет это прекрасное тело в блестящий чёрный латекс, оставляя возможность наблюдать за возбуждением Энджи, очень окрыляла. Но... Ангела не дала ей возмутиться. Пошутить. Не дала сделать вообще ничего, вовлекая в страстный поцелуй, касаясь тела руками и заставляя Лиз только выдыхать ей в губы.
— Даже если ты пока не разобралась со своими чувствами, Энджи, я люблю тебя. Я так тебя люблю... чёрт побери.
— Ты думаешь, что я буду торопиться, — шепчет она в манящие губы, — Но ты ошибаешься, потому что я бы хотела запомнить каждое мгновение. Показать тебе всё и насладиться твоими ощущениями. Ты и сама держишь себя в руках, доктор, не так ли? — Эш не нужен ответ, и она прикладывает палец к губам Энджи, прежде чем разорвать объятья, но взять Ангелу за руку, чтобы подробнее изучить содержимое пакетов.
— Но ты перестанешь сдерживаться, когда я начну, — она раскладывает на столе их костюмы, не отказывая себе в удовольствии провести по ним рукой и считая, что сначала ей нужно будет одеть Ангелу и только потом одеться самой. Эш выполняет обещание, беря руку Ангелы и заставляя её огладить поскрипывающий материал. Пока откладывает в сторону страпон, хотя считает, что может быть куда наглее и, например, заставить Ангелу пососать его. Скрывает улыбку и ловит себя на мысли, что нервничает уже куда меньше, потому что рука Энджи всё ещё находится в её руке.
— Ладно, Пёрышки, ты сама этого хотела, — Лиз открывает флакончик с полиролью, начиная наносить её на голое тело и наблюдая за тем, как Ангела дрожит и жмётся к ней. Жидкость немного холодная из-за того, что какое-то время заказ везли по улице, и Лиз немного медлит с этим делом. Она аккуратно и терпеливо наносит полироль на всё тело Энджи, с трудом справляясь, когда дело касается интимных зон. Эш смотрит на реакцию Ангелы, но всё ещё не позволяет себе лишнего, хотя сама мысль о том, что скоро голое тело придётся скрыть костюмом, дарит ей противоречивые эмоции. Эш хочется спрятать её в это облачение, но не хочется перестать видеть соблазнительные формы. Она как во сне берётся за одеяние монахини, смазывает костюм изнутри и опускается на колени перед Ангелой, поднимая глаза на свою любимую.
— Не знаю, сколько времени это может занять, Пёрышки, потому что я... могу долго заниматься этим. Чтобы ты выглядела идеально.
На то, чтобы одеть Ангелу, уходит около двадцати минут, но Эш кажется, что куда меньше. Несмотря на то, что она много времени уделяет и отдельным элементам, что-то как будто подгоняет её, и Лиз срывается, натягивая непослушный материал и разглаживая все неровности. В некоторых местах платье собирается в складки, но так и должно быть при неподвижном состоянии, поэтому Элизабет то вновь и вновь разглаживает костюм и в который раз придаёт ему блеск, то снова просто любуется. После самого платья и корсета, она занимается перчатками и чулками, не забывая также и о туфлях, а апостольник надевает в самую последнюю очередь, уже немного уставшая, но довольная. Конечно, держит в голове и то, что надо будет одеться самой, но всё-таки медлит с этим и как будто проверяет и перепроверяет, всё ли смотрится идеально. Крылатая сейчас напоминает ей идеально упакованный подарок, и Эш как будто замечает, что Ангела даже толком не может пошевелиться, поэтому с нескрываемым смущением меняется в лице.
— Я закончила, — выдаёт она, не сразу встречаясь глазами с Энджи, — Думаю, теперь сдерживаться точно будет невозможно, — с улыбкой отмечает Лиз, пока её руки под предлогом придания большего блеска блуждают по груди Энджи, со скрипом сжимая латекс и создавая новые ощущения для самой Ангелы, — Кажется, именно сейчас ты должна сказать, что ожидала примерно чего-то такого, и я не кажусь... странной.
Эш покачала головой и просто обняла своего доктора, не отказывая себе в тактильных ощущениях, но желая в первую очередь показать, что она всё ещё рядом, что держит Ангелу крепко-крепко и что не собирается осуждать за то, что она, возможно, не так ведёт себя.
— Вернёмся к тому, что ты вся моя, — шепчет Лиз, проводя языком по щеке Энджи, наполовину скрытой головным убором, — Я бы хотела покаяться во грехе, сестра Циглер. Можно? — поцеловав кончик носа Ангелы, продолжает Эш, — Кажется, я влюбилась в вас, и теперь хочу бессовестно оказаться той, ради кого вы нарушите данные церкви обеты.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

37

Циглер и до этих отношений, — их же уже можно звать именно так? — чувствовала любовь со стороны партнёра, но никогда это не было так. Никогда эта любовь не делала из преступника абсолютно незнакомого и нового человека, никогда это чувство не срывало маски и не приобретало действие хорошего и старого вина. Никогда не кружило голову. Когда Лиз начала что-то шептать в губы, Ангела протестующе замычала, а мысли в сумбурной стайке разлетелись по всей голове, из-за чего после разочарованного поцелуя, доктор Циглер едва ли смогла что-то возразить, только пьяновато мазнуть по розоватым щекам её девушки взглядом. И все это, что происходило, оно было настолько нереальным, что Ангеле хотелось, чтобы её кто-то ущипнул. Сейчас, прямо сейчас, иначе рано или поздно она проснётся на смятых влажных простынях, постепенно понимая, что всё это в действительности было слишком красочным, но все-таки сном.

Проходит несколько минут, прежде чем Ангеле удаётся все-таки собрать мысли в кучу и сосредоточиться на каждой мелочи: на бьющейся жилке под челюстью, на скрипящем блестящем латексе под пальцами, на матовом материале страпона и на зачарованной этим всем Лиз. Этого хватило, чтобы задеревенеть под гнётом завязавшегося внизу живота узла. Этого хватило, чтобы пойти на поводу у своего возбуждения и, поежившись, поплотнее сжать бёдра, мелко подрагивая и прижимаясь к Лиз теснее, льня, как избалованная кошка.

Я могу быть очень упрямой. И очень... сдержанной, — вкрадчиво выдохнула Ангела, прижимаясь губами к аккуратному уху, одновременно с этим поглаживая полоску кожи над кружевом трусиков. Ненавязчиво. Аккуратно. Намеренно не требуя ничего большего, но даря этот мягкий и ласковый жест вместо собственного согласия. Не такого, обычно, дерзкого согласия, когда хочется вздернуть подбородок и бросить, мол, давай. Возьми меня. Это было чем-то вроде мягкого кивка и смущенного взгляда — всё в лучших традициях Ангелы Циглер, представляющей собой невинного ангела, сложившего за спиной крылья. И это было самым ценным — человеческие эмоции в этот момент, то, как несильно подрагивала ладошка Лиз, накрывавшая её ладонь — Ангела медленно тянет её вверх, прикасаясь к костяшкам губами. И после того немого согласия это смотрится как бессловесный бальзам на душу, знак доверия и только их близости. Ангела, безусловно, боялась, её сковал мандраж и тремор, который никак не мог прекратиться, а со временем, пока Циглер рассматривала каждую деталь костюмов, он не отпускал, а только сильнее сковывал похлеще любого латекса. Очередной поцелуй — не отстраняя сжатой в своих пальцах руки от груди — куда-то в район шеи, исступленно и коротко, даже слегка суховато, но это всё, на что сейчас способна Циглер.

Ангела на стенку готова полезть и взвыть, когда в первый раз холодная полироль касается тела. Когда широкими, хозяйскими движениями властные пальцы скользят по бледной коже, покрывшейся мурашками, как с напускным безразличием задевают напряженные соски и грудь — Ангеле первое время очень хочется податься вперёд, поближе, запрокинуть голову и вцепиться во влажную от полироли руку, хоть как-то заставить её задержаться на месте. Хотя бы на чуть-чуть. Но всё, что может делать Циглер сейчас — беззвучно хватать губами воздух, кусать губы, крепко жмуриться и тихонько вздрагивать, когда эти же любимые руки задевают особенно чувствительные точки.

Если ты и дальше будешь столь же нерасторопна, — просипела Ангела, глядя на Лиз сверху вниз и неровно сглатывая, проведя мысленную ассоциацию со вчерашним днём, — то я закончу раньше, чем мы начнём, — но Ангеле нужно было привыкнуть к мысли, что её ассоциируют с подарком на Рождество. И что вот этот костюм... это не просто латекс и не просто корсет, это подарочная упаковка. И Лиз будет со всем пристрастием, медленно, как и обещала, и тщательно упаковывать свой подарок, не лишая себя при этом удовольствия видеть изнывающую от минимализированного взаимодействия с горящим телом Ангелу.

Латекс ощущался странно. Не неприятно, то максимально странно и непривычно, она, безусловно, ничего не сказала Лиз, но Эш наверняка и без слов все поняла по перепуганному взгляду Ангелы, которая даже пискнуть сейчас лишний раз боялась. Латекс стягивал, прилегал плотно и без шансов на досрочное освобождение.

Ей не хотелось снова все испортить, как это вышло в момент разговора в автомобиле, поэтому сейчас, целиком и полностью сосредоточившись на собственных ощущениях, она старалась найти в этом всём обилии скованности и странного скрипящего звука что-то хорошее. Что-то... за что можно зацепиться.

Ты не странная, — очередной скрип из-за малейшего движения заставил Ангелу скованно замолчать, вглядываясь в алые радужки Лиз с откровенным желанием найти поддержку и опору. И она нашла её. Удивительно то, как за такое короткое время Эш начала удивительно тонко чувствовать Ангелу и её настрой, как быстро она умудряется переключить напряженную от излишней скованности Циглер на необычные и приятные ощущения, которые отдаются во всем теле совершенно другим, новым отголоском. Наверное, если бы Эш отвесила какую-то свою типичную для неё шутку или сказала что-то колкое и определенно пошлое, Ангела бы развернулась и заперлась где-то в ванной, расплакавшись. Поддержка со стороны Лиз для неё так много значит, что словами не описать. Она ведь делает это в первую очередь для неё. Для того, чтобы Эш поняла, что Ангела... вовсе не посредственная любовница, что она может быть чем-то, что сможет противостоять её прошлым отношениям на чашах весов. Ей просто действительно нужно набраться смелости. Вообще, это так забавно, ведь Ангела всегда бесстрашно рвалась на передовую, когда нужно было спасать чью-то жизнь, а под этим влажным взглядом, где-то на дне которого плещется глубокое возбуждение, она тушевалась и мялась. Дело... в чувствах?

Мне немного непривычно, — добавляет Ангела, немножко погодя, с характерным звуком укладывая руки на плечи, покрытые мягким свитером, — но думаю, что это только ощущается странно. Не неприятно. Будто бы требует... разносить, — наверное, лишним будет говорить слова благодарности сейчас, поэтому Ангела вовремя заминает эту тему. Возможно, если бы она не стала так поступать, то они в итоге бы снова переместились на диван, а Циглер спрятала свои заиндевевшие голубые глаза в покатом плече и сжалась в комок, который нужно ласкать и любить.

Влажный язык касается щеки и заставляет Ангелу широко открыть глаза и вперить взгляд в Лиз. Уже?

Вряд ли я могу предать священные догматы ради человека, — не самым уверенным тоном начинает Ангела, постепенно выпрямляясь и возвращая себе чувство былой уверенности. Ей же нужно было рано или поздно вернуться на круги своя. Циглер себя за волосы вытянула, нежелание все испортить взяло верх над смущением, несмотря на розовеющие на щеках пятна. Тонкие пальцы, облаченные в блестящий чёрный латекс, медленно оттягивают трусики, проскользнув под резинку и огладив бедро — ни больше, ни меньше, ведь ещё только самое начало. Ещё один шаг, чтобы Лиз уперлась бёдрами в дубовый стол, — но мне казалось, что Вы не такой уж и человек, владыка? Думаю... я могла бы показать Вам много интересного и предать своего Бога, если бы Вы предстали передо мной в своём настоящем обличии, -  горячее дыхание щекочет где-то в районе шеи, а Ангела выгибается, грудью прижимаясь к пушистому сливочному свитеру, из-за чего латексное платье и корсет слишком сочно скрипят — Циглер кусает от этого звука губу, потянувшись за страпоном, небрежно отставленным в сторону. Свитер летит на пол — наверное спустя несколько долгих минут Ангела все же аккуратно поднимет его и повесит на спинку дивана или стула, но не сейчас. Горячий язык касается матовой поверхности фаллоса весьма красноречивой формы самым кончиком, не сводя возбужденного взгляда с Лиз. Ангела обводит языком плоскую нижнюю часть, выгнув кисть так, чтобы ей пришлось приподнять подбородок, но не оторвать взгляда. С влажным звуком приоткрывает губы.

Ей нужно немножко отвлечься, но прижимая прохладный силикон к щеке, прикрытой головным убором, Ангела настойчиво тянет вниз бюстгальтер с марципановой кожи, стягивая лямки. Поверхностный, но звонкий поцелуй касается матовой поверхности, из-за чего звук получается чётким и достаточно громким, чтобы привлечь внимание. Чтобы снова словить зрительный контакт, прежде чем пройтись по ребру страпона долгим и нарочито медленным, широким движением языка, оставляя влажную блестящую дорожку.
Ну же, владыка, — короткий поцелуй под самой выразительно выделенной головкой, — Вам всего лишь нужно дать мне понять, что Вы — не простой человек, который хочет взглянуть на то, что у монашки под юбкой.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

38

Эш любила играть в покер. Это была одна из таких игр, которая становилась серьёзной настолько, насколько её можно воспринимать, и если для одних карточная игра не могла быть таковой в принципе, то другие могли подолгу блефовать, просчитывать возможные комбинации и учиться самому что ни на есть высокому искусству держать лицо, если на руках заведомо выигрышная или очень сильная комбинация. Эш в юности плохо справлялась с накатывающим на неё жаром от осознания скорой победы и поэтому почти все её противники, куда более сведущие в покере на тот момент, как правило, скидывали свои карты, мешая юной преступнице много выигрывать. Со временем Лиз научилась этому искусству, и даже когда выигрывала, могла вести себя как ни в чём не бывало. Ассоциации с покером Эш провела не случайно — видя сейчас Ангелу в таком наряде, она попросту теряла самоконтроль. Не могла быть привычной даже самой себе. Даже будучи пьяной, Эш контролировала себя куда больше, чем сейчас. Даже без осознания того факта, что она нарядила любимую девушку в то, что ей хочется. И что такую власть в её руки Ангелы вложила добровольно. Этот контраст между ощущениями совсем вырывал почву из-под ног, и Лиз... молчала. Просто смотрела в глаза Ангелы, как будто они могли осветить всё пространство вокруг. Нет, в этой светлой и чистой комнате не могло стать темно, даже если бы вдруг погас свет, если бы померкли цифровые панели некоторых приборов. Ангела бы всё равно могла его давать, а Эш была готова увидеть. Чуть больше, чем обычно.
— Энджи, я почти готова всё испортить и просто обнимать тебя, сидя вот так вот до утра. Не делая лишних движений, чтобы в очередной раз не напоминать тебе, как это всё много для меня значит. И не то, чтобы дело было именно в том, что ты надела. Дело именно в тебе. Это ведь... даже не попытка представить Рождество в более выгодном свете, а просто твоё желание отдать себя на мою милость. И... ты просто не представляешь, насколько большая это ответственность. Даже будучи лидером банды, я не чувствовала такого прежде. Наверное, потому что слишком много думаю об этом и боюсь всё испортить. Но кто-кто из нас должен быть сильным, и я буду для тебя сильной, Пёрышки. Обязательно буду.
— Не странная? — повторяет Эш, качая головой, даря Ангеле сначала мягкую улыбку, а потом достаточно долгий поцелуй, который можно было бы принять как ответ. Лиз знает, что этого недостаточно, поэтому продолжает говорить:
— Я очень странная, Пёрышки. Скорее всего, ты не ожидала, что уже второй день приведёт нас... ко всему этому, — усмехнувшись и выдохнув в губы Циглер, Лиз послушно прильнула к ней, позволяя пальцам лечь на талию и теперь ощупывая застёжку корсета.
Эш тонула в этих ощущениях, и, положа руку на сердце, их было слишком много. Если с Беккой Элизабет как-то могла их контролировать, потому что к ней у Эш и не было никаких особых чувств, то с Ангелой всё обстояло сложнее. Возбуждение сейчас накладывалось на глубокие чувства, которые Эш питала к крылатой, и всё вместе было похоже на неконтролируемый хаос, который рано или поздно всё равно вырвется на свободу. Помимо этого страха Эш боялась, что сорвётся, и это может не понравиться Ангеле. Она сейчас ходила по тонкому льду, чуть ли не прыгала по нему и надеялась, что выдержит, но любое движение Энджи, любые её действия раз за разом как будто пытались пробить стену, от которой уже и так почти ничего не осталось. Лиз выдохнула, собираясь с эмоциями и на мгновение прикрыла глаза — да, от тактильных ощущений это не спасло, но она просто крепко держала Энджи, как будто была человеком, который вот-вот сорвётся вниз со скалы. Она будто держала в одной руке верёвку, не дающую им обеим упасть, а другой рукой держала саму Ангелу. И не забывала о том, что рано или поздно эта верёвка, удерживающая их, оборвётся с громогласным треском. Что будет после этого, Эш не хотела думать. Она... просто снова взглянула в эти глаза, в синее прохладное пламя, которое освещало покрывшуюся инеем комнату. Смотрела, и не хотела отводить взгляд. Поцеловала в лоб, поднесла руку Ангелы ко рту, облизала палец в перчатке, придавая ему ещё больше блеска.
Едва только крылатая ей отвечает, как оцепенение пропадает, как будто его и не было. Лиз буквально изнывает от продолжения игры, словно возвращаясь в реальность. Ангела подталкивает её к задуманному ими обеими варианту, и Эш понимает, что не сможет противиться. Что ей нужно сделать это, как она и хотела, но потом передумала, чуть только вид Ангелы вызвал у неё благоговение. Лиз послушно отступает, упираясь в стол, и с уверенным видом кивает, наблюдая за действиями Ангелы. Та как будто набирается этой вчерашней уверенности, которую Лиз ценит ничуть не меньше природной, ангельской застенчивости, и может только затаить дыхание, когда тёплая рука Ангелы скользит по бедру, давая новые ощущения из-за её перчаток. Циглер понимает, насколько опасный шаг она предприняла, и не продолжает, а решает снять с Эш подарок, до этого как будто скрывающий её от дальнейших действий. Эш останавливает Циглер от вожделённых ласк в последний момент, и между ними снова возникает пауза, которую Лиз предпочитает замять уже в привычном для себя стиле — ладони накрывают покрытую чёрным латексом грудь, сжимают её, теребят затвердевшие соски. Лиз вдруг останавливается, не продолжая более властно и требовательно, а Ангела тратит эти мгновения на то, чтобы устроить свой подарок на нормальном месте. Это правильно. И это нужно, чтобы избавиться от вожделения, которое и спадает через несколько секунд. Лиз едва заметно кивает, ловя взгляд Энджи: всё в порядке, и можно продолжать.
Раз за разом думая, что Ангела не сможет уже ничем удивить, Эш завороженно наблюдает, как та ласкает фаллос, только больше дразня и вынуждая поторопиться с переодеваниями. Кто-то невидимый как будто выбивает  весь воздух у Лиз из груди — она смотрит на Энджи, снова не в силах пошевелиться, и то, что должно мотивировать её поторопиться, напротив, заставляет оцепенеть. Она хочет сказать что-то, но давно уже потеряла дар речи. Ей кажется, что все слова остались на губах у Ангелы, которая не сбавляет темпа и дерзости, продолжая ласкать  страпон и манить к себе одними только ласками. Пока её затянутая в перчатку рука настойчиво не снимает бюстгальтер, Элизабет медлит, но уже совсем по другой причине — не хочет прерывать то, что она видит, вообще ничем — ни своими движениями, ни неосторожно брошенной шуткой, которая может испортить весь настрой. Может, сейчас и не лучшее время, чтобы сказать, но Эш позволяет себе подумать о том, что развратная доктор Циглер очень ей нравится. И это... просто волшебно, что док может быть такой разной только для одной Лиз.
Эш судорожно выдыхает, наконец поднимает руки, сжимая ими кисти Ангелы и вынуждая её ненадолго остановиться.
— Кажется, монашка действительно заслужила главный приз своими стараниями, — тихо, почти шёпотом произносит Элизабет, прежде чем раздеться догола и взяться за флакончик с полиролью, чтобы было легче надеть свой костюм. Ей хотелось поделиться с Ангелой ощущениями, которые бывают, когда латекс захватывает в плен тело, но куда интереснее было бы наблюдать со стороны за тем, как Энджи потеряет эти неприятные ощущения, потому что сольётся с костюмом воедино. Как почти перестанет обращать внимание на звуки, а они сами станут скорее призывом больше и грациознее двигаться.
Немного подрагивая от ощущений прохладной жидкости, Эш всё равно не останавливается. Она то посматривает на наблюдающую за ней Ангелу, то сосредотачивается на своих ощущениях. Её костюм включает в себя не так много деталей, но Эш тщательно полирует каждую из них, давая себе передышку. Самой одеваться сложнее, но она всё ещё кое-что помнит, и ей хочется, чтобы Ангела тоже наблюдала за этим, видела как Эш кропотливо разглаживает собравшиеся складки, как натягивает на себя непослушный материал сантиметр за сантиметром, без резких движений. И чем дольше делает это, тем меньше ей уже хочется повернуть назад. Эш разглаживает на себе кэтсьют, надевает поверх корсет, закрывает обнажённые руки длинными перчатками. Ноги поначалу жалуются на сапоги на высоком каблуке, но Лиз знает, что в таком виде они с Ангелой всё равно никуда не пойдут. Она, как будто в отместку, полирует обувь, повернувшись к Ангеле спиной и наклоняясь. Повернув к ней голову, звучно бьёт себя по ягодице, отмечая, что это приносит именно такой эффект, какой и должно. Цокая каблуками, Эш подходит к Энджи, заметно меняясь во взгляде, властно берётся за её подбородок и немного отстраняет от себя, чуть не забыв про последнюю деталь — рожки, которые устраиваются на голове.
— Что ж, вот он, твой Владыка, — вкрадчиво замечает Эш, — Своим похотливым поведением монахиня сумела его призвать. Но это, —
она достаточно резко вырывает из руки Ангелы страпон и, подавшись вперёд, добавляет, — Кажется моё. Та моя часть, с помощью которой ты и призвала меня, похотливая грешница.
Обеими руками Эш надевает страпон, затем тратя ещё какое-то количество полироли на него. Стерильная жидкость с достаточно приятным запахом только благотворно влияет на ощущения, и Лиз практически уверена в том, что у Ангелы они будут именно такими. Она не может не думать о том, кем они являются по другую сторону этой импровизированной игры, и поэтому не хочет до конца терять связь с Ангелой. Да, конечно сейчас она Дьявол, который вот-вот начнёт охаживать невинную жертву, но в то же время она — ещё и та женщина, которой Энджи, её пушистые Пёрышки, всецело доверилась. И поэтому, памятуя о том, что это первая такая игра, Эш не теряет этой связи, готовая, кажется, одним только взглядом вселять уверенность в свою девушку и направлять её так, чтобы им обеим это понравилось.
— Если ты так хороша, — надменно произносит Эш, — что хочешь быть со мной рядом, почему бы тебе, грешница, не повторить то, что ты только что так хорошо делала?
Теперь уже Лиз диктует правила игры сама, тянет Ангелу вниз, заставляя опуститься на колени, но не отказывает себе и ей в прелюдии, то подаваясь вперёд, то отстраняясь, чтобы та не могла сразу же забыться новыми ощущениями. Лиз хочет не совсем этого, но всё-таки это сложно и для неё — она не лгала Ангеле, говоря о том, что это не просто трах в костюмах и игра в образы. Строго говоря, даже просто отыметь этой чудесной игрушкой она могла кого угодно, но... с Ангелой ей хочется совсем другого, на уровне ощущений. Чтобы это воспринималось той не так простое соитие, а как что-то на уровне абстрактных образов. Например, что Энджи дала Эш нечто дорогое, можно сказать, что самое важное в своей жизни, а та просто держит это в своих ладонях, не давая никому и ничему подступиться. Хотя, конечно, водя блестящим чёрным фаллосом по щекам и губам Энджи было сложно начать разговор о чём-то таком. Эш с трудом держала в себе даже подобные мысли, приказывая самой себе не сорваться.
Она каким-то образом чувствует, когда Ангела привыкает к ощущениям, и плавными движениями вводит фаллос ей в рот, то позволяя самой играться с ним, то задавая медленный и плавный темп, порой как будто пытаясь его нарушить. Обеими руками, облачёнными в красные перчатки, она держит голову своей монашки, не давая забыть о том, что вот она, совсем рядом, готовая в любой момент прекратить игру и просто обнять свою девушку, шепча на ухо благодарности за это маленькое чудо.
Эш, наверное, немного заигрывается, всё чаще срываясь на быстрый, почти неприятный для своей партнёрши темп, как будто принуждая её продолжать и не убирать голову, но на самом деле чувствует свою Энджи. Даже тогда, когда Ангеле просто надо выдохнуть и перевести дух. Очередная такая пауза заканчивается тем, что Эш настойчиво поднимает свою монашку на ноги и привлекает к себе, оглаживая заключённое в костюм тело. Она долгими и страстными поцелуями отвлекает Энджи, пока пальцы медленно задирают плотно прилегающую обку и, наконец, собирают с половых губ обильно выделяющуюся влагу, призывно лаская. Эш про себя выдыхает — ей нравится. Ей нравится не меньше, чем мне. Ноги немного подгибаются, когда Лиз осторожно вводит фаллос меж половых губ Ангелы, несколько раз толкнувшись в неё до упора, но не спеша сразу задавать какой-то темп и просто стоя так. Рука снова касается её подбородка, заставляя смотреть в глаза.
— Владыка тоже хочет посягнуть на то, что у тебя под юбкой, сестра Циглер. Но только он один способен отблагодарить тебя за это по достоинству.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

39

Ангела, на удивление, не чувствовала себя безвольной. Это всё, что происходит сейчас, про доверие. Ангела, пустившая Лиз в этот дом — доверие. Ангела, сидевшая с ней в ванной и улыбавшаяся глазами в ответ на любую фразу — опять доверие. Ангела, разрешившая плотно упаковать её в этот костюм — и это снова про доверие. Добровольно отдав власть, — настоящие вожжи, — в умелые руки, белокурая женщина решила отдаться Лиз целиком и полностью: до последней капли пота и до кончиков волос. Циглер толком и не понимала, когда впустила эту женщину в свое сердце, волей сдавшись и беспомощно подняв руки, не понимала, когда её хвалёный самоконтроль врезал по тормозам и просто... сложил руки? Или так сильно голову пьянило долгожданное и теплое вожделение, что Ангела абсолютно не могла сказать ничего связного, просто смотрела на тонкий алебастр аристократично бледной кожи, ловя на краю сознания шальную мысль: ей так жаль, что руки облачены в латексные перчатки, ведь без них можно было бы так чутко и так эгоистично чувствовать каждый сантиметр горячего желанного тела. Но под взглядом Лиз, — Боже, на меня никто ещё не смотрел так, — Ангела плавилась, как воск. Млела, разгоряченная и до ватности ног возбужденная, готова была сделать всё, чего Эш захочет — хоть действительно ползать за ней на коленях, вылизывая острые каблуки и одним взглядом умоляя.

То с какой чуткостью и вниманием Лиз оглаживала каждую деталь, каждый элемент своего костюма, вызывало у Ангелы какой-то первобытный трепет, напоминая о вчерашней ночи, проведённой вместе. Ей хотелось быть под этими руками. Хотелось, чтобы её тело, скованное в движениях и скрипящее от каждого неосторожного шага, с такой же аккуратностью, — возможно, в кое какие моменты позволяя себе лишнего, — ласкали её тело. Это так глупо — проникаться ревностными чувствами к костюму, который так или иначе, но на этот вечер, на эту ночь стал частью её прекрасной Элизабет. Звонкий шлепок по ягодице вызывает осторожную ухмылку, пальцы с тихим скриптом сжимают дубовую столешницу, а Ангела порывисто вздыхает.

В первое мгновение взгляд, который ловит Циглер, кажется ей абсолютно незнакомым: алые радужки нехорошо сузились, отчего по горлу молодой женщины пробежалась дрожь. Поднятый подбородок сопровождается сбивчивым вздохом, а Ангела смотрела в налитые страстным желанием глаза с какой-то потусторонней дрожью в ногах, руках, в сердце. Сглатывала назойливый ком из слюны, сжимая бёдра — как сильно хотелось опустить руку, медленно перебирая влажные складки и тихо вздыхая, томно, совершенно невменяемо посматривая на свою девушку из-под полуприкрытых подрагивающих ресниц. В то же время не хотелось терять самообладания перед несгибаемой стеной из желания и вожделения, которые давили на виски и на голову. Хотелось прильнуть поближе, возможно, совсем нескромно потянуть любимую за руку вниз, собирая плотную юбку на бёдрах, а затем дрожащим голосом выдохнуть в самое ухо, плотнее притягивая желанное тело к себе: «Я вся намокла от тебя».

Но могла только послушно поднять взгляд, пока знакомые пальцы непривычно властно сжимали подбородок, рассматривая своего Владыку со знакомым лицом Лиз. Это была её Лиз, её любимая женщина, которая любит своего белокурого доктора настолько, что призналась об этом в ванной в лицо, что терпела рядом с призывно смущающейся Ангелой целый день и даже пережила поход в ванную и не самую адекватно мыслящую с утра Циглер. Женщине так сильно хотелось дать Лиз то, чего она так долго хотела, так хотелось стать для неё кем-то большим, чем эта проклятая Бекка, которая втянула Эш во всё это.

Мой Владыка, — выдыхает Ангела, выгнувшись в спине и прижавшись к плотно обтянутой в красный латекс груди, облизывая губы.
Ангеле так сильно хотелось сделать так, чтобы Лиз сильно пожалела, что страпон действительно не её часть. Восполняя наличие опыта своей старательностью, Циглер медленно принимала в рот великоватый для узких губ фаллос, первое время упиравшийся в щёку. Обводя языком головку, женщина аккуратно придерживала основание пальцами, старательно и податливо двигаясь в чёткий ритм. Влажное причмокивание, смешанное с порывистым и хаотичным дыханием, с тихим скрипом латекса — звуки перемешивались и забирались под корку, а Ангела тихонько скулила под властными руками, смирно и безропотно посасывая чёрный фаллос, занимавший весь рот. Когда несколько раз Лиз неосторожно толкнулась вперёд слишком глубоко, Ангела с кашлем подалась назад, выпутываясь из плена прекрасных рук. С открытых губ на грудь упали длинные нити слюны, а поверхностное и частое дыхание не сделало лучше: занемевший рот, призывно распахнутый, был снова занят головкой блестящего от полироли страпона. Ангела подняла взгляд, стараясь найти в образе Владыки любимую женщину в банальных мелочах: в том, как она смотрела на сбивчиво дышащую и хаотично красную Ангелу, как аккуратно поглаживала голову большим пальцем — совсем невесомо, но при всем при этом ощутимо удерживая голову на удобном для неё уровне.

Смена положений происходит для Ангелы внезапно, она толком не успевает отвлечься от мазавшего по губам фаллоса, когда Лиз настойчиво тянет её наверх: Циглер откровенно рада, наконец, оказаться на одном уровне, взглянуть в любимые глаза и найти в них отголосок поддержки. Понять, что любое движение Ангелы — оно приносит Лиз огромное удовольствие, которое плещется на глубине этих прекрасных радужек вместе с первобытной страстью. Поцелуй, в который Эш утягивает её, вырывает с губ глухой стон, а руки обнимают за шею и тянут к себе.

Ей хотелось перейти границу дозволенного, втянуть Лиз во что-то большее, чем эта костюмированная игра и желанный секс, которого так хочется. Под латекс не просунешь рук — это не рубашка, не почувствуешь призывно подрагивающий живот и горячую, обданную испариной кожу. Лиз для неё будто бы закрыта в этой клетке из прочного материала — не почувствуешь и ничего не узнаешь, в то время, как Эш как раз-таки имеет все шансы на удовлетворение своих желаний. Влажный страпон трётся об бедро, когда уверенные руки так по-хозяйски тянут юбку наверх, собирая её складками. Ангела невольно ловит странное воспоминание от того, как те же руки задирали юбку тогда, на кухне, но сейчас только совсем доверчиво — немо, молча, — льнёт ближе, пока в голове колоколом звенит одна единственная мысль.

Это Лиз. Это её любимая, её прекрасная Лиз.

И в этот момент Ангела податливо и мягко разводит ноги.

Влага остаётся на красных перчатках, заставляя кончики пальцев блестеть, а когда эти же пальцы медленно ласкают нежную кожу, Ангела подбирается всем телом, привстаёт на носочки, неловко укусив от неожиданности алую губу напротив.

Ах... — выходит совсем шёпотом, зажмурившись, когда фаллос дарит тугое чувство заполненности — в тот же момент, кажется, Ангела совсем теряет голову, обнимая обтянутые латексом плечи и шею. Крепче жмётся и дрожит, будто бы замерзла, но на самом деле Циглер так нестерпимо жарко — от бушующей страсти, от возбуждения, от латекса, что она просто готова умереть и заново воскреснуть прямо здесь — в таком не самом выгодном положении, сидя на силиконовом члене. Ей требуется немного времени, чтобы привыкнуть к ощущениям, а Эш благосклонно даёт ей эти пару минут, привлекая внимание брошенной фразой. Заставляет посмотреть в глаза. Невменяемо.

Пусть возьмёт, — выходит жалобно и дрожащим от возбуждения голосом, — возьмёт меня всю, выпьет до послед... последней капли, — ватные ноги не держат, а Ангела из последних сил подтягивается на стол, из-за чего фаллос внутри меняет положение, вызывая разочарованный стон — руки машинально поправляют выскользнувшую головку, с новым, громким стоном, насаживаясь на страпон глубже — настолько, насколько это позволяет деревянная столешница и цепляющийся за всё латекс. Ангеле так сильно хотелось вынырнуть из роли, так хотелось сжать руками податливые пальцы, взять их в рот, притянуть за талию Лиз к себе, чтобы обеспечить контакт кожей к коже, но другая часть назойливо нашептывала на ухо о том, что Эш ничто не удержит в удовлетворении таких желаний с другими девушками, а если Ангела продолжит себя так вести, то это будет просто вопрос времени. Здесь не было места смущению, Циглер так хотелось быть для Лиз единственной в этом мире, той, кто добровольно отдала ей кожаный поводок с шеи, передала всю власть и весь контроль над своим телом и над своей головой.
Глубоко вошедший фаллос заставил Ангелу громко выругаться на немецком, вцепившись пальцами в край стола, наверняка до побеления и до знобящей боли.

Спасибо, — шепчет, закрывая глаза и кусая губы после каждого размашистого толчка, — спасибо, Вла... ах, Владыка, — заплетающимся языком исступленно произносит Циглер, толкаясь навстречу, откидывая голову назад и сжимая ладонью обтянутую латексом грудь.
Очередной толчок сопровождаётся влажным чмоканьем и осипшим стоном.

Не д-думаю, что заслужила такую милость с Вашей стороны, — закатанные глаза, совершенно не соображающая голова — не самый лучший дуэт, но Ангела с силой впивается пальцами в дерево, разводя затекшие и ноющие ноги шире, — но я... ммф... можно мне кончить, Владыка?.. — Ангела была вся словно оголённый провод, а Лиз было просто достаточно касаться её, чтобы заводить до предела — реакция... на такое была соответствующей, наверняка неудивительной. Ангела тихонько заскулила, сжимаясь в комок и открывая масленые голубые глаза, не слишком сфокусированно смотрящие куда-то поверх плеча Лиз, изредка находя на остром лице губы или глаза в виде фокусирующей точки, чтобы ободряюще улыбнуться и тут же распахнуть губы, хватая ими воздух от нового толчка.

Пожалуйста... — хнычет, жмурясь, — я сделаю для Вас что угодно, Влаа-а-адыка!

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

40

Не в привычках Эш было сомневаться подолгу, но сейчас это удивляло её не меньше, чем Ангелу, которая скорее всего успела и напугаться, и проникнуться новым образом своей многогранной женщины. Лиз не считала, что кардинально изменилась — единственная роль, которая в совершенстве у неё получалась — это богатая леди. И хотя они с Беккой пару раз позволяли себе подобные игры, Элизабет... подчинялась своей девушке. В каком-то смысле она подчинялась и Ангеле — ей хотелось верить, что нежный и милый доктор, её доктор, действительно имеет безграничную власть над своенравной преступницей. Лиз, конечно, не так много думала, позволяя себе просто дарить Энджи ласки, но всё-таки думала, как всё перевернулось с ног на голову всего за сутки. Что сейчас Ангела не попыталась одёрнуть юбку, которую Лиз нахально задирала, хоть это и было сложнее. Что сама призывно раздвинула ноги, словно давая Эш делать с собой всё, что угодно. Это могло бы казаться нормой, но Лиз были нужны ключи от тела своей девушки точно так же, как и ключи от её сердца. Привыкшая брать всё, Лиз не согласилась бы на что-то меньшее. Однако, говоря о том, кто же всё-таки на самом деле руководит всем этим процессом, Элизабет была готова без сомнений ответить. И это была не дьяволица в красном, которая властно двигала бёдрами, проникая фаллосом в любимую девушку. Ангела позволяла ей делать всё это с собой. Она на самом деле была главной. Лиз снова подчинялась любому её решению... и ей очень нравилось это. Нравилось, что за какие-то сутки её чувства повлияли на доктора Циглер, сделали её по-настоящему родной и близкой, какой Эш и хотела её всегда видеть.
Владыка усмехнулась в губы своей прекрасной монахини. Рука в перчатке накрыла её губы, и Эш ненадолго отвлекла внимание Ангелы, поскольку такие мелочи во время секса позволяли ненадолго сделать перерыв, но при этом не терять возбуждения. Лиз лизнула свою руку. Раз, другой, третий. Поцеловала пальцы, как будто могла передать касание губ Энджи прямо через свою руку. Взяла в рот один из пальцев, посасывая и не отрывая властного взгляда от монахини.
— Твой Владыка и правда хочет выпить тебя до последней капли, грешница, — вкрадчиво шепчет Лиз, - Но что тогда останется? Нет, моя похотливая монашка, я предпочту осушать тебя снова и снова, раз за разом. Так, как больше никто не делал.
Эш убирает руку от губ Энджи, вовлекая её в долгий и страстный поцелуй, нарочито развязно мажет по губам, оставляя следы слюны на лице, снова и снова возвращается к этим желанным покрасневшим губам, целуя и кусая их, проникая между них языком и пытаясь поймать язык Ангелы. Поцелуй захватывает Лиз настолько, что она прекращает другие ласки и просто стоит, прижавшись к Ангеле, едва двигаясь, чтобы поддерживать чувство заполненности и не давать Ангеле забывать об этом. Несмотря на то, что сложно пожелать большего, Эш хочет снова и снова давать Энджи понять, как много та значит для неё, и как все эти принятые решения смогли привести её, скромного и одинокого доктора, к чему-то подобному. Лиз едва-едва не шепчет крылатой в губы, что испортила её, хоть сейчас это и можно принять как слова, обращённые её ролью к роли Ангелы.
Больше всего Лиз сейчас хочет прекратить игру, обнять Энджи покрепче и снова, чёрт побери, сказать, как сильно она её любит, несмотря на то, что такими словами нельзя разбрасываться просто так. Разгорячённая, Ангела может и не сразу поймёт таких перемен, но... Эш хотелось как будто нагнать другую сторону их отношений, которая сейчас не связана с заполняющими всё другое тактильными ощущениями. Овладевая Ангелой, Лиз не могла слукавить — ей нравилась покорность, которую Ангела добровольно даёт ей, но... если бы Эш волновало только это, она бы трахнула миловидного доктора и просто ушла, сделав это важным жизненным достижением. Вот только… направляясь сюда, в Цюрих, Элизабет хотела начать что-то серьёзное, чётко объясняя, чего и как хочет. И тот ультиматум, который она поставила крылатой, был бы решением Лиз в любом случае. Поэтому... было сложно объяснить сейчас, почему ей так нравится снова и снова, до шлепков толкаться в Ангелу, перемежая быстрый и резкий темп с плавным и медленным, но почему хочется снова сказать что-то, успокоить, прижать к себе и никогда больше не отпускать.
Опора в виде стола на самом деле делает много, потому что Элизабет чувствует, как изнеможённо просит Ангела, но... неужели это всё может закончиться так быстро?
— Нет, — резко и властно произносит Элизабет, ещё выше задирая юбку и разводя в стороны бёдра Ангелы, теперь держа их руками, - Ты кончишь только тогда, когда тебе разрешит твой Владыка.
Но на самом деле у Лиз тоже были поводы закончить всё это побыстрее, только потому что ей хотелось обнять Ангелу. Не так, как она могла бы, не выходя из роли, а обнять, как обнимают любимого человека, крепко-крепко, словно боясь вдруг потерять. В таком виде ей хотелось заниматься не только самым очевидным, чем она могла бы. Ей хотелось посидеть в гостиной на диване, просто обнимая Энджи, пока та, быть может, задремала бы. Хотелось вернуться в ванну, чтобы продолжать их чувственную игру, но уже в этих костюмах. Лиз бы даже отправилась гулять в таком виде, ни на секунду не отпуская от себя Ангелу, чтобы все знали, на что эта женщина, доктор медицинских наук и героиня с мировым именем, готова ради неё.
На самом деле Эш немного жалеет, что не так уж сильно отвлекла внимание Ангелы от самых очевидных и больше всего возбуждающих ласк. Она бы снова могла взять её за шею, приказывая опуститься вниз и снова заставить вылизывать фаллос, а, быть может, даже и касаться губами высоких блестящих сапог (ведь Энджи сегодня сама в шутливой форме обозначила, что хотела бы этого), но может... для первого раза и этого было достаточно? Лиз не хотела, чтобы у Ангелы остались какие-то негативные эмоции, но хотела как-нибудь вернуться к этому. И надеялась, что Энджи чувствует, насколько Эш захочет вернуться к этому, когда придёт время. Быть может, даже сегодня. Или завтра. Когда они обе почувствуют, что готовы снова играть эти роли.
Держа бёдра Ангелы разведёнными, Лиз снова постепенно наращивает темп проникновений вплоть до максимально быстрого, не давая разрешения кончить, но при этом как будто показывая этими ласками, что Энджи уже может не сдерживаться. Она чувствует, когда её девушка достигает пика максимально точно, но позволяет себе ещё несколько поступательных движений, прежде чем останавливается, выводя фаллос и собирая обильно выделяющуюся влагу рукой, которую затем облизывает, не отрывая взгляда от слабо поглядывающей на неё Ангелы.
— А ещё, — Эш вдруг понимает, что можно позволить себе маленькую вольность, но важную мелочь, и укладывает Ангелу на стол, затем аккуратно ложась сверху. Фаллос упирается в низ живота Ангелы, но Эш не так жестока, чтобы начинать принудительные ласки, просто ей важно сделать это сейчас, не тратя время на то, чтобы снять с себя страпон. Она прижимается к Энджи, руками накрывая её руки и удерживая их, наклоняется к её уху, закрытому апостольником, и, наконец, шепчет:
— А ещё твой Владыка очень тебя любит, монашка. И я тебя люблю, доктор Ангела Циглер. Мне безумно приятно, что я... могу выразить свои чувства к тебе настолько глубоко. И что ты так страстно воспринимаешь их. Я не могла представить, что ты будешь так хотеть меня, Энджи. Может, это Рождество и впрямь не обошлось без чудес?
Они лежат так достаточно долго. Эш быстро убирает руки, не сдерживая Ангелу, которая, кажется, обвивает её шею. Лиз встаёт, помогая подняться Ангеле, и настойчиво ведёт её в ванную, быстро выставляя там более тёплую температуру воды. Ей... хочется хотя бы просто полежать так. Эш не чувствует, что пришло время избавляться от костюмов, и её всё-таки хочется чуть больше внимания Ангелы именно сейчас, пока они рядом.
— Расскажешь мне что-нибудь, Пёрышки? Что угодно. Я хочу послушать тебя.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

41

Ангела не соображала. Потерялась где-то на грани собственных эмоций и плотских удовольствий. Наверное, если бы тело вместо мягкого латекса обнимала привычная броня Валькирии, за спиной бы сейчас судорожно забились нанитовые бледно-золотистые крылья. Но сейчас всё куда более приземлённо: наверняка Лиз получает какое-то своё особенное удовольствие, от того, что образец скромности и милосердия сейчас предстаёт в совершенно другом свете перед ней. Только перед ней. Ангеле очень хотелось, чтобы когда всё кончится, Эш рассказала ей, что чувствует, может быть, стянула при этом с волос апостольник, прижимаясь своими теплыми губами к аккуратному уху. Чтобы описала всё так, как это выглядит с её стороны. Всё, что может сейчас сделать Циглер — это откинуть назад голову, отчаянно кусая губы и сдавленно постанывая, пока пальцы, болящие от онемения, впивались в стол. Ангела не могла выбрать адекватный для себя ритм: стоило только приноровиться к определённому темпу, как Лиз бессовестно её сбивала. И всё это сопровождалось тихими вздохами себе под нос, судорожными, очень сбивчивыми и запутанными просящими фразами.

Поцелуй выходит смазанным и откровенно сумбурным: стучат зубы, красная помада остаётся на мраморной коже грубыми пятнами, лицо блестит от слюны и пота, но Ангела всё равно тянет руки к изящной, — лебединой, — шее, заключая любимую женщину в крепкий узел своих объятий, счастливо выдыхая в губы, когда Лиз замирает. То ли это способ дать Ангеле немного сбавить обороты, то ли как раз наоборот: чувство заполненности, тугой и узкой, заставляет подрагивать колени и сжимать пальцы, пока грудь часто вздымается, а вместе с каждым движением любимых и родных губ выходят новые, очень рваные вдох и выдох.

Лиз не разрешает ей кончить. Это было очевидно. И это так заводит, что Ангела готова прямо сейчас разрыдаться от своей беспомощности. И от счастья. Эмоции и ощущения метались из угла в угол, от одной крайности к другой, пока под резвые и ритмичные шлепки кожи об кожу Эш толкалась внутрь. Ангела чувствовала себя той, кто почти пробежал марафон с олимпийским пламенем в руках, уставшая, ужасно изнемождённая и почти неживая от этого колоссального восторга и зашкаливающих эмоций. Хотелось быть ещё ближе, ещё теснее, ещё плотнее прижиматься кожей, чтобы Лиз сама почувствовала, какой огонь она смогла разжечь. Чтобы Лиз сполна насладилась этим страстным и горячим пламенем, она ведь... так этого хотела.

Лиз так и не дала вслух понять, что даёт своё разрешение, но Ангела уже была далеко от своей квартиры, от стола и от вколачивавшегося в податливое и мягкое тело страпона. Когда тело сжалось в единственный комок, а нервные окончания, чувствительные, как оголённый провод, взорвались в единый момент времени, Ангела распахнула губы, сорвавшись на беспомощный, но полный сладострастного удовольствия крик. Циглер обмякла вместе с тем, как Лиз, сделав несколько остаточных глубоких толчков, собирает с мягких и нежных складок кожи влагу. Облизывает пальцы.

Ангела смотрит на свою девушку из-под полуприкрытых трепещущих светлых ресниц, улыбаясь одними кончиками губ, пока тело ломит приятное послевкусие бешеного оргазма, а спину, ноги и руки сковывает сладкая истома. Быть лицом к лицу с любимой девушкой приятно. Чувствовать, как к её собственной груди прижимается обтянутая гранатовым латексом её грудь, также часто вздымающаяся, чтобы восстановить стабильный ритм сердцебиения. Ангела совсем не сопротивляется, когда руки властно сжимают её тонкие кисти, удерживая от опрометчивых желаний обнять и притянуть к себе поближе. Но слова... Ангела думала, что сейчас продолжится игра, ритм которой они задали обе. Ведь они обе были согласны на то, чтобы быть в этих ролях, Лиз этого искренне хотела, а Циглер с той же решительностью желала сделать Элизабет приятно. Но сейчас вместо властной дьяволицы на неё сверху-вниз смотрела её Лиз. Её Катастрофа.

Если бы я знала, что ты так хороша в постели, то я бы, безусловно, заплатила куда больше за то оборудование, — рваный вздох и слова, сказанные заплетающимся языком, вызывают у Ангелы неровный смешок. Счастливый. Довольный. Она доверчиво повела головой, тихонько вздрагивая, когда холодная дубовая столешница прикоснулась к вспотевшей под латексом спине.

Ангела аккуратно прикрывает глаза, прижимаясь щёкой к скрипящему латексу на плече и смотрит на Лиз долгим взглядом. Взглядом, который обычно дарят тем, кого до остановки сердца любят. Нежным, ласковым, благодарным и преданным, слегка пьяноватым из-за окружающей остановки, но с глубокой и беспросветной любовью в радужках небесно-голубых глаз. Ей не хотелось говорить в ответ, не хотелось, чтобы слова, сказанные с таким... бездонным и сильным чувством воспринимались как ответная вежливость. Поэтому, только цепкие руки отпускают изрядно занывшие кисти, как Ангела поддаётся этому мягкому, будто дюжина теплых кошек, чувству, теплившемуся в груди, обнимая за шею и притягивая к себе. Ближе, чтобы быть спокойнее, чтобы синхронизировалось чертово сердцебиение. Откровенно, Ангела куталась в эту тишину и эти объятия, в ненавязчивый телесный запах самой Лиз, прижимаясь кончиком носа к открытой теплой щеке. Ангела, видит Бог, могла лежать в этих крепких и оберегающих объятиях очень долго, шепча на прикрытое белоснежными волосами ушко влюблённый бред, смешанный с искренней и настоящей благодарностью.

В ванную комнату Ангела идёт на едва ли гнувшихся, слегка ватных ногах, доверчиво жмётся поближе к Лиз, будто бы боясь, что Эш может оставить её просто так. Одну. Здесь. После того, что было. После того, как Ангела собралась сказать ей об истинной природе своих чувств. Лиз будто бы протянула Циглер своё собственное сердце на раскрытых ладонях, а Ангела поклялась оберегать его и хранить у себя под ладонями, надеясь, что сможет сберечь такое... большое сокровище.

Рассказать? — наконец произносит Ангела, когда сознание, наконец, приобретает чёткие края и Циглер находит в себе силы снова податься к Лиз, укладывая на грудь и одновременно с этим обвивая тонкую талию уставшими руками, — ну... умеешь хранить секреты, родная? — ей почему-то очень хочется заинтриговать и заинтересовать, прежде чем просто опуститься в горячую воду вместе с Лиз, поэтому Ангела абсолютно не обращает внимания на призывно задранную юбку и на влажно блестящий страпон — картина как из анекдота, вызывает улыбку и смущенный румянец, но доктор только аккуратно обнимает тонкими пальцами острое лицо, притягивая к себе.

Есть одна девушка, — вкрадчиво произносит Ангела, преданно заглядывая в глаза, — я с ней не так давно знакома, чтобы сильно разбрасываться словами о том, какая она чудесная, несмотря на то, что большая часть этого мира относится к ней очень предвзято. И, наверное, я бы могла найти миллион причин, по которым мы с ней абсолютно друг другу не подходим: она порой бывает грубоватой и... и любит стрелять по бутылкам, а ещё грабить поезда и пить виски — одним словом, абсолютно неподходящая мне партия. Но, думаю, могу найти хотя бы одну причину, по которой мне так хочется находиться рядом и чувствовать прокуренный запах её рубашки, — пальцы мягко оглаживают скулы, зачёсывают белокурую прядь, а Ангела привстаёт на носки и прижимаясь губами к аккуратному уху, — и причина очень простая, на первый взгляд, даже совсем не внушающая доверия, но я уверена, что сейчас я могу точно назвать её. Думаю, что люблю её. Тебя.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

42

Какая-то совершенно хитрая система нагрева воды, которая расположена в ванной Ангелы, на первое время сбивает Лиз с толку, но лидер банды Мертвецов не настолько погрязла в прошлом, как показывает её выбор оружия и внешний вид, словно взятый из старых вестернов. Эш медлит, потому что внутри она как будто разгорячена до предела, вспоминая каждое движение, каждый свой неровный вдох, каждый вскрик Ангелы и её попытки хоть ненадолго схватиться и почувствовать, что чуткая Элизабет ещё с ней. Лиз не могла так долго думать об этом, потому что ей казалось, что она сходит с ума, прямо сейчас делая что-то другое, помимо страстного секса и не заставляет Ангелу испытывать один оргазм за другим, не давая ей передышки и не позволяя увидеть что-то кроме своего лица. Но... как и в любом другом занятии, тут было нужно соблюдать меру. Элизабет не хотела, чтобы этого вдруг стало слишком много в жизни. Её ощущения — почти болезненные — Ангела вылечила, и сделала это с присущим ей профессионализмом и какой-то своей национальной грацией. То, как она бессвязно бросала что-то на немецком, как двигалась, даже будучи в нижней, пассивной роли... интересно, доктор сама пожелала так себя вести или интуитивно понимала, что от неё требуется, потому что так бы и сделал доктор?
Эш поняла, что не стала шептать слова благодарности, прильнув к уху Энджи, скрытому головным убором. Ей уже хотелось распаковать Ангелу, накрыть ладонями грудь и устроить голову на плече, просто благодаря её за всё, на что она решилась, не зная толком, что её ждёт. Когда они были в магазине, крылатая заметила, что всё это не стоит таких трат, но последний час... за него Эш была готова платить миллионами долларов. И ещё столько же, чтобы раз за разом, в красках, переживать это в своей голове. Ангеле не обязательно было сообщать, в каком возбуждении находилась Лиз, и как ей это понравилось — всё это прекрасно читалось по лицу Эш. Они ненадолго останавливаются возле ванны, и Элизабет замечает, как всё это время Ангела льнёт к ней и жмётся ближе, как будто настаивая на этих объятьях. Сейчас они ощущаются уже не так чувственно, потому что надо хоть немного сбавить градус страсти, но Эш реагирует на них чутко и не позволяет Ангеле почувствовать себя ненужной. Напротив, она показывает, что даже после секса ничего не изменилось, и Эш перед ней — всё та же Эш, которая не хочет, чтобы это всё заканчивалось.
— Умею, — отвечает Эш коротко, с нетерпением слушая Энджи. Где-то смутно, совершенно сумбурно, проскальзывает мысль о том, что на оба признания в любви Ангела так ничего и не ответила. Это заставляет сердце сжаться от какого-то иллюзорного укола, но Лиз не меняется в лице. Она никогда не требовала своих партнёров говорить об этом, считая, что это не такие простые слова. Не такие желанные, когда партнёр говорит их каждый день. Не такие желанные, когда не оставляешь любимому человеку выбора. И уж точно не собиралась попрекать этим Энджи. Дело было даже не в том, что та могла сказать, а как она реагировала на всё — и Эш ценила поступки куда выше слов, не сомневаясь в том, что пернатая не только разделяет её чувства, но и имеет свои собственные.
Доктор говорит, и Лиз вслушивается в тон её голоса, ловя слова краем сознания, ведь всё внимание занимает такой родной, наполненный доверием жест, когда Ангела обнимает своими мягкими руками лицо, заставляя подрагивать и ощущать не только мягкость её ладоней, но и какую-то предельно нежную врачебную заботу, которую дают не всем и не каждому, ведь к ней примешиваются и личные чувства. Теперь Эш бы не обиделась на то, что она стала лучшей пациенткой Ангелы Циглер, ведь и та была её лучшим сокровищем. Самой лучшей добычей, которую Эш могла бы украсть. И той, которую она украла в одиночку, ведь делиться этим сокровищем Лиз не собиралась ни с кем.
Неожиданное признание ошеломляет Лиз, и та, поначалу думавшая почти что провокационно спросить что-то, используя слова, сказанные Ангелой, молчит, вместо этого поворачивая к ней голову и благодарно целуя — совсем коротко, но часто, делая между поцелуями достаточную паузу, чтобы Ангела могла продолжить или, чем чёрт не шутить, можно было бы ответить самой. Какой-то гадкий и едва видимый червячок сомнений роется внутри, говоря о том, что Ангела всё ещё немного сомневается, но Эш не хочет обращать на него внимания, считая, что такое признание обосновано, наверное, и прошлым опытом, который мог быть у Ангелы крайне неудачным, поэтому... ей просто нужно время. То есть, ещё немного времени, чтобы свыкнуться с той Катастрофой, которая случилась в её тихой и размеренной врачебной жизни.
— Думаю, что эта девушка, если ты не уверена, — не слишком серьёзно, больше играюче, начинает Лиз, — Должна дать тебе ещё немного времени, чтобы разобраться с чувствам наверняка, но она будет рядом и никуда не уйдёт. И даже не станет менять одежду, если тебя устраивает, как она пропахла дорогим табаком и элитным виски. Она чутко отнесётся к твоим желаниям и поддержит тебя, как тебе будет плохо. И, кроме того, она очень рада, что может дарить тебе свою любовь.
Улыбнувшись в губы Ангелы, Эш наконец отстраняется, дразнящими прикосновениями помассировав страпон, как будто намекая на возможное продолжение таких ласк в ванной, но затем неторопливо и плавно огладила платье Ангелы, опуская юбку на место и легонько шлёпнув по ней.
Опустившись в горячую ванну, Лиз довольно властно прижала к себе Ангелу — хоть места было и достаточно, ей хотелось, чтобы любимая женщина находилась рядом. Тратить время на то, чтобы снимать страпон, Лиз не стала, и сейчас он упирался в бедро Энджи, наверняка вызывая у неё... определённые ощущения. Лиз ощутила воду, которая тонкой плёнкой покрыла вторую кожу из красного латекса, и взглянула на Ангелу, чтобы понять, как та реагирует на интересные ощущения. Это чувствовалось... почти как обычное принятие ванны, но ощущение воды было... ненастоящим, особенно вкупе с тем, что под костюмами они и правда оставались относительно сухими. Ангеле было немного сложнее — её платье не было цельным, но Лиз решила, что когда они закончат, она, сантиметр за сантиметром, но избавит Ангелу от липнущего к влажной коже латекса.
— Я хотела, чтобы мы продолжили нашу игру, но мне кажется, что ты достаточно устала, чтобы отвлекать тебя другими... активными действиями. То есть, — Эш коснулась щеки Энджи губами, — Ты понимаешь, какой ненасытной я могу быть, но... то, что происходит с нами последние два дня, куда больше, чем обычное решение попробовать что-то новое.
Эш оставила на губах крылатой ещё несколько благодарных поцелуев и заметила:
— Я всё порывалась тебе рассказать про причину, по которой ты сегодня стала именно монашкой, а не медсестрой, полицейской или кем-то ещё, — с улыбкой заметила Лиз, — Но потом подумала, что история слишком невзрачная и не может претендовать на ту, которую рассказывать перед сном. В общем, — она переплела пальцы руки с Ангелой, и контраст чёрного и красного латекса как будто придал ей немного уверенности, — Одно дело привело нас в пригород, и пока мы ожидали заказчика и улаживали детали с товаром, я исследовала окрестности. Совсем неподалёку находился монастырь, и так вышло, что там оказались люди совершенно разных взглядов. Я вообще не могу сказать, что я верующий человек, — усмехнулась Эш, — Но всё равно не смогла позволить себе так просто испортить человека. Да, это был её выбор, но... мне кажется, та вера в бога, которая и мотивировала её отказаться от всех благ, должна быть куда сильнее. И даже если они верят, что Господь поддерживает их решение, так просто променять его на какого-то человека, будет нарушением клятвы. В общем, — Лиз опустила голову, легонько трогая Ангелу рожками на голове, — Что-то после этого во мне перевернулось, хоть я и хотела поступить правильно. Я отказала той девушке, но это повлияло на мои интересы. И... очень здорово было сделать так, играя роли. Не заставляя никого сделать это по-настоящему. Поэтому... Энджи, даже если многие считают меня жестокой и принципиальной, я не буду отрицать. И даже скажу, что так и есть, когда дело касается работы. Но всё-таки ты можешь увидеть, что я не плохой человек. Просто на одних добрых людях мир бы не устоял, не так ли, Пёрышки? Утопия не дала бы нам заниматься своими делами, ведь никто бы не умирал, а денег, которые я так люблю, вообще бы не существовало, — покачала головой Лиз, и провела по руке Ангелы, — Чувствуешь? Я хотела, чтобы вода полностью обволакивала тебя, но ты чувствовала себя не слишком мокрой, если это возможно.
Лиз замолчала, но потом, что-то вдруг вспомнив, тихо проговорила на ухо крылатой:
— Если хочешь, мы можем вернуться в комнату. Я бы хотела сегодня уснуть, держа тебя в своих объятьях. Но... не думаю, что у нас есть время на то, чтобы раздеться. Я хочу сделать это утром. Со всем пристрастием. Хорошо?
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

43

Ангеле не нужно было много времени, чтобы собраться со своими мыслями и прийти с ними к какому-то консенсусу, из-за чего Циглер только покачала головой и уложила тонкие пальцы, облаченные в черный блестящий латекс, на острые скулы. Ангела подаётся ближе, вздыхая в теплые губы и прикрывая глаза, бормочет:
Мне не нужно время, — вздох, — я целиком и полностью уверена в себе. Я тебя люблю.

Ей действительно не нужно было так долго копаться в себе, чтобы прийти к этой простой истине, чтобы нащупать тоненькую ниточку искренних чувств и, наконец, признаться в них. Не только Лиз, но и себе самой, той, кто так долго и усердно отрицал любое существование этой связи, но искренне лелеяла надежду на маломальское внимание со стороны Эш. Это было тяжело, зато сейчас, стоило только Ангеле Циглер переступить через себя и выдохнуть — с плеч точно свалился титанический груз и доктор, наконец, смогла расправить плечи, а вместе с ними и тяжеленные белоснежные, покрытые плотным оперением крылья.

Действия Лиз привлекли должное внимание: Ангела судорожно выдохнула, своеобразно реагируя на шлепок, но вместо оскорбленных речей только тихо замерев, позволяя делать Эш всё, что угодно — переступая, держась за руку, стенку ванны и аккуратно опускаясь рядом, тихо-тихо, совсем мимолетно, вздыхая, когда вечно напряженный страпон уткнулся в обтянутое плотным латексом бедро. Циглер замерла. Ощущения — ей стоило сосредоточиться именно на этом — обнимали теплой дымкой, однако когда вода касалась разгоряченной кожи внутренней стороны бёдер, Ангела тихо сжималась от непривычки и с опаской посматривала на Лиз, будто бы ища какой-то маломальской поддержки. Для неё непривычно сидеть в латексе в ванной. Это казалось... неправильным, как минимум не самым обыденным делом, но чувствуя мягкое дыхание на своем затылке, Ангела расслаблялась и прижималась к запотевшему латексу на груди.

Да, ты... достаточно меня утомила, чтобы я спала глубоким сном без сновидений, — Ангела по-кошачьи мурлыкает, когда Лиз наклоняется поближе, чтобы оставить на губах несколько коротких поцелуев, а когда Эш прерывается от нежностей, Циглер разочарованно вздыхает, одно время буквально глядя Лиз в рот, выпрашивая внимание одним своим умоляющим взглядом. Ей бы хотелось, безусловно, сбавить градус парящих в этом помещении чувств, но когда тепло Эш было так рядом, Ангела чувствовала себя абсолютно ненормальной. Затуманенное сознание не давало ей делать каких-то взвешенных решений и Циглер просто медленно плавилась без огня и пламени, от одной только страсти, которая полнила эту ванную комнату. Наверное, не будь Ангела столь уставшей, она бы повторила свой церковный подвиг, совершенный на том столе, медленно опускаясь на колени и беря блестящую чёрную головку в горячий рот. Но истома, которая ломила всё тело приятным покалыванием, будто бы была против такого быстрого и стремительного раскрепощения, в конце концов, Ангеле нужно каким-то образом сохранить способность играть в недотрогу, а с таким... времяпровождением это очень даже проблематично.

Это ведь не просто секс.
Это — любовь.
Это про чувства, высокие и бездонные — настолько глубокие.

Ангела слушала Лиз в пол-уха, но при этом не давала себе настолько разомлеть в теплой ванной и горячих объятиях, чтобы не пропустить чего-то важного. Было бы... очень неправильно с её стороны уже второе откровение прервать чем-то глупым со своей стороны. И Ангеле этого не хотелось со всей искренностью. Поэтому, подавив зевок, блестящий доктор в латексном костюме монашки только пробормотала что-то неразборчивое в ответ, слушая любимый голос, мерно что-то рассказывающий и ладонью ощущая переплетение пальцев.

Мне очень нравится твоя история, — Ангела про себя рассмеялась про то, что это явно не та сказка, о которой стоит говорить в педиатрическом отделении, где детишки верят в Санта Клауса и эльфов, а не в двух взрослых женщин, которые по воле чувств мурлыкают друг с другом в ванной в странных и жутко сексуальных костюмах, — вода ощущается... странно и непривычно, но думаю, несколько таких походов в ванну меня отвадят от этих ощущений, — даже улыбка на миловидном личике кажется уставшей, несмотря на то, что Ангела находит в себе силы перевернуться на живот и вздохнуть от мимолетных колыханий воды под плотной юбкой. И все же, Ангела смешливо морщит нос и прыскает смехом, — не слишком мокрой? — Циглер повела плечами, кокетливо приподняв брови, — думаю, ты постаралась сделать так, чтобы вышло ровным счётом наоборот, разве забыла?

И все же, Ангеле хотелось бы закончить одно дельце, прежде чем идти спать, обнимая свою любимую женщину. Ей хотелось дать ей понять — всё то, что произошло тогда, в автомобиле, было не более чем недоразумением и Циглер может загладить свою вину, причем весьма старательно и со своим особым... корыстным интересом. Именно поэтому, аккуратно надавив на скрипящую грудь, Ангела призывает Лиз остаться в том же полусидячем положении, приподнимая ногу за икру и послушно прижимаясь к блестящим красным туфлям — удивительно, как Элизабет не убилась, взобравшись в них в ванну, но это, возможно, действительно то самое чудо.

Думаю, нужно сказать, что моя шутка в наш последний серьезных разговор не была такой уж... шуткой, — Ангела выгибает брови, аккуратно потираясь теплой щекой о приятно ощущающийся латекс, покусывая нижнюю губу, — по крайней мере, я бы хотела тебе это показать, прежде чем меня совсем разморит горячая ванна, прошедший оргазм и ты.
И она это сделала.

Тихо, едва слышно вздохнула и, прикрыв глаза, старательно вылизала ей туфли. Начиная от мыска, пыхтя и тяжело дыша от влажного и тяжелого воздуха, но пристально посматривая на реакцию и едва-едва улыбаясь, когда та самая реакция не заставила себя долго ждать и была именно такой, какую Ангела и ждала. Она оставила на заднике крохотный поцелуй, пососав острый каблук — аккуратно при этом обводя его языком и благоговейно прикрывая глаза, будто бы так правильно, будто бы так должно быть.

Выпуская каблук из губ, Циглер негромко промурлыкала, повторяя нужные, словно какой-то особенный ритуал, действия и со второй ногой, после чего, запыхавшаяся и со сбившимся дыханием, но такая невероятно счастливая, пьяная заглянула в эти округлившиеся от удивления глаза и смущенно раскраснелась, сначала слегка розовея, — это всё можно было свалить на пар и не возбуждение, — а затем ощутимо пунцовея.

И вот теперь, — не сводя глаз с такой... удивительной, открывшейся Ангеле Циглер Элизабет Эш, доктор проворковала, упираясь ладонями в бортики у плеч Лиз, — теперь ты можешь взять меня в свои объятия и не выпускать не то, что до самого утра — никогда не выпускать, потому что я та, кто вылизала твои ботфорты и я целиком и полностью твоя, до последнего русого волоса на моей голове, — поцелуй мажет по пухлым губам и на лице Ангелы появляется ещё один, совсем свежий след от помады, — и это — жирная точка.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

44

Думая о том, какую реакцию может вызвать ответное признание, Лиз не придавала этому большого значения — в чём-то она всё-таки не была наверняка уверена. Конечно, как отличная преступница, она могла просчитывать многие ходы соперников наперёд, будь то враждующие банды или копы, но не была готова к тому, что ей придётся испытать, когда она услышит крайне уверенный и твёрдый голос своего доктора. Элизабет не испытывала такого, когда приставала к Ангеле, как будто беря её на слабо; не испытывала такого, когда предлагала что-то, совсем чуждое этой женщине, которая неожиданно ответила согласием на все её предложения. Лиз немного боялась услышать ту же неуверенность, которую Энджи проявила у себя в квартире в первый раз, но совсем не знала, что это будет вот так.
Эш вынужденно задержала дыхание, как будто до этого слишком долго куда-то бежала, и теперь пыталась собраться с мыслями. На самом деле, это было... даже более важным, чем вся эта обстановка, костюмы и факт занятий любовью. Ангела наверняка знала, что она первая, кто говорит такие слова. Эш хотела услышать их от родителей, которых видела слишком редко; хотела услышать их от Джесси, который никогда не был серьёзен, говоря об этом. Хотела услышать их от всех своих немногочисленных партнёров, которые говорили это как будто потому, что были должны, но при этом... Эш почувствовала себя счастливой только сейчас, точно зная, что Энджи будет с ней искренней.
Едва ли в полумраке, который даровали свечи, можно было явно разглядеть слёзы в уголках глаз, но Элизабет всё равно сморгнула их достаточно быстро, чтобы Пёрышки могла их увидеть. Она взяла руку Ангелы в свою, держа кончики пальцев, и поднесла её к губам.
— Спасибо. Спасибо тебе, Ангела. Я... совсем не знаю, что сказать в ответ, но ты ведь и так подозреваешь, что ты первая, кто говорит мне это так искренне и так серьёзно. Похоже, из простого доктора ты только что стала и доктором моей души.
В мыслях Эш проносится куда больше, чем она говорит — для неё происходящее всё ещё кажется каким-то странным сном, который должен, обязательно должен вот-вот закончиться. Она лишний раз трогает соблазнительное тело своей девушки, чтобы убедиться, что это ей не кажется, но как будто уже не может настроить себя на игривый лад, ведь после этого признания всё остальное кажется Элизабет неуместным. Мысль о том, что она ждала этих слов именно от Ангелы много лет, кажется Лиз забавной, но чем дольше времени она проводит рядом с этой женщиной, тем больше убеждается в том, что ведь и правда, действительно долго ждала, и ждала именно чего-то такого.
Наверное, если бы не их разговор, то Эш бы очень скоро уснула, но близость Ангелы и её тихие слова, которые Элизабет слышит очень чётко, не дают ей разомлеть настолько, чтобы уснуть прямо здесь. Она, наконец, позволяет руке Энджи лечь вдоль тела и качает головой, непроизвольно улыбнувшись:
— Несколько походов? Ловлю тебя на слове, Пёрышки. Да, думаю, что мокрой ты стала раньше, чем опустилась в ванну.
Всё-таки тёплая вода и полумрак губительно действовали на желание бодрствовать до утра, даже несмотря на то, что Эш была не против закончить с этим и уснуть на удобном диване в обнимку с любимой женщиной. Да, нужно было ещё выбраться из ванной, меняя положение, которое не хотелось менять. Мало-мальски вытереть вторую кожу, чтобы не оставлять такого привычного Лиз хаоса и беспорядка в идеальной квартире Ангелы. Но именно в тот момент, когда Элизабет только-только хотела предложить это, у Энджи в голове уже появился какой-то хитрый план. Впрочем, вопросительный взгляд недолго задержался на лице Эш и она, скоро поняв причину, по которой Ангела это делает, могла только прижать ладонь к своим губам, как будто не веря в происходящее. Ей больше всего не хотелось, чтобы Ангела, которая, если Эш верно помнила, сама и предложила такое, испытывала чувство стыда или не хотела это делать. Элизабет сглотнула, едва слышно. Всего один раз. И просто наблюдала за этой женщиной, силясь найти в её поведении хоть что-то ненатуральное и ненастоящее, чтобы извиниться за всё это. Эш было несложно дать задний ход даже в такой ситуации, потому что весь сегодняшний день она пристально смотрела на Энджи. И больше всего на свете не хотела бы, чтобы та делала что-то не по своей воле. Однако, чем дольше Ангела занималась этим завораживающим занятием, тем меньше Элизабет видела в нём отголосок того разговора, за который пернатая хотела извиниться. Это... не было похоже ни на извинение, ни на отсутствие искренности. Бекка бы точно сказала, что это желание ещё больше утонуть в партнёре. И Эш, даже несмотря на то, что это было связано с тяжёлым разговором, не видела препятствий для того, чтобы подумать так же. Быть может, это и казалось странным, неправильным и было даже в чём-то принудительным, однако Лиз почти физически ощущала в Энджи то самое желание, с которым она сама когда-то давно занималась подобными вещами. И верила.
Эш отняла руку ото рта только тогда, когда Ангела закончила. И разулыбалась, стоило ей увидеть такое смущение на лице доктора Циглер.
— Я думала начать на тебя ворчать, но ты так старалась и даже получала от этого удовольствие, Пёрышки, — погладив Ангелу по щеке, замечает Лиз, — Мы ведь знаем, что дело совсем не в туфлях, правда? Ты отдала себя мне. И тело, и мысли. Ты доверила мне куда больше, чем просто возможность любить тебя. Я ведь могу куда угодно взять тебя, заставить делать что угодно, но... , — трогая манящие губы, Эш вздыхает, — Но тогда ты перестанешь быть доктором, которого я люблю. Мы должны оставаться теми, кто мы есть. И ты знаешь, что я ответила бы так же в любом случае. Я держу всё то, что ты дала мне, в своих ладонях и, пока ты держишь поверх них свои руки, я никогда их не разожму. А теперь... пойдём, наконец, спать, если ты не хочешь вылавливать моё сонное тело из этой ванной, — улыбается Элизабет, не без труда выходя из ванной и помогая выйти Ангеле. У доктора хватает полотенец, чтобы процесс избавления от и так не сильно пристающей к блестящему материалу воды занял ещё меньше времени. Только будучи довольной результатами своих трудов, Эш принимается вытирать себя, а после ведёт Ангелу в гостиную, где и стоял довольно просторный диван. Климат-контроль работает без нареканий, и Элизабет не чувствует, что ей стало холодно, хотя в этом костюме она и чувствует себя обнажённой.
Лиз возится с ремешками страпона — совсем немного времени перед тем, что она хочет сделать. Видя внимательный взгляд Ангелы, она сопровождает это занятие смущённой улыбкой, кладёт девайс в сторону и берёт Ангелу за руку. Несколько неуверенных шагов назад позволяют ей почувствовать ногами край дивана и Эш просто падает на него, утянв за собой Энджи, чтобы она вольготно уселась к ней на колени.
— Давай ты завтра покажешь мне город, м? — полушёпотом произносит Элизабет, заваливаясь на бок, чтобы улечься и, самое главное, уместить на диване ноги в не слишком удобных туфлях.
— Надо было приказать Ангеле их снять.
Поглаживая пернатую по голове, Лиз в какой-то момент засыпает, очень ярко ощущая присутствие любимой женщины рядом. Ангела размеренно и тихо дышит, успокаивая не хуже приятной атмосферы в ванной, и Эш наконец сдаётся — позволяет себе провалиться в сон.
— Спокойной ночи, мой ангел.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

45

Ангела толком не помнила тот момент, когда провалилась в глубокий и беспросветный сон. Кажется, ей даже ничего не снилось, настолько сильно она устала. Она не чувствовала ни скованности от интересного материала, совсем скоро свыкшись с некоторыми неудобствами, ни изначально тревожащего дыхания куда-то в висок. Диван, правда, был не самым лучшим местом для проведенной в объятиях ночи, учитывая то, что Ангела никогда не скупилась на тех вещах, которые ставили выше всего её собственный комфорт и уют. Именно поэтому кровать дома не скрипела и была застелена чистым, свежим белоснежным бельём. Но Лиз, видимо... очень понравился этот диван, и Ангела была не против — ей важно было всегда чувствовать стучащее в груди сердце и обнимающие руки. А подушка и взбитые матрацы — совсем вторично.
Ангела проснулась не от звона будильника и не от топчущейся по сонному доктору кошке, которая требовала внимания и маломальски уделённого времени её завтраку. Сейчас была только одна кошка, которой Ангеле хотелось уделять внимание. И с аккуратного лица этой кошки Ангела трепетно убирала сбитый белоснежный локон. Ангела также смутно помнила события предыдущего дня, только бездонную и глубокую страсть, чувства, в которых утонула. В которых она была так далеко от берега. Это было... было здорово — пить Лиз до дна, безостаточную и такую родную, что хотелось спрятать нос в теплой груди и, мимолетно вдыхая любимый запах,  уснуть, завязанной в этом плотном узле из её объятий. Ангела проснулась раньше и могла сполна насладиться открывшейся ей картиной.

Кто бы мог подумать, что ты можешь быть такой беззащитной, — едва-едва шевеля губами, произносит Ангела Циглер, совсем тихо. Чтобы не разбудить. Чтобы не прервать этот мимолетный миг тишины и спокойствия. Ей нравилось смотреть на людей, беспечно спящих, тогда они казались... совсем иными, не такими, какими являлись в жизни. Вот и Лиз выглядела иначе. И, к сожалению, или к счастью, Ангела толком не могла сформулировать словами, чем именно отличался этот образ от всем привычного амплуа Катастрофы.

Комнату заливал солнечный свет. Луч, бойкий, как зайчонок, пробивался сквозь наспех оставленную щель среди тёмно-бордовых штор, скользя по округлому бедру в красном латексе и оставляя на нём причудливый блик — Ангела тут же словила его кончиками пальцев, обводя блестящий материал целой ладонью. Ей хотелось, чтобы Лиз проснулась здесь и поняла — Ангела никуда не уйдёт и никогда её не оставит, тем более после того, что произошло вчера. Тем более, после тех слов, что были сказаны вчера — они ведь совсем не пустые и значат для Ангелы... очень многое.
Циглер говорила их всего пару раз за всю свою жизнь. Ребёнком, будучи привязанной к своим родителям; влюблённой в коммандера юной девушкой и, вот, сейчас. Благо, вчерашнее признание не закончилось трагедиями подобно предыдущим. И это заставляло Ангелу верить в лучшую развязку этого романа. И, что, возможно, с Лиз всё наконец-то получится, хотя, казалось бы... она ведь для Ангелы совсем не лучшая партия.
Она потянулась. По-кошачьи, будто бы растягивая мягкую спину, показывая всю ту природную гибкость и грацию — из-под густых серых ресниц глядя на мирно спящую и посапывающую женщину.

Ну, надо же.

Ангеле дорогого стоит, — ещё в этом... костюме! — разогнуться и сбросить порядком надоевшие туфли, жавшие уставшие ноги, но она все же делает это с убедительным проворством и ловкостью, настолько, что Лиз даже не дрогнула веком. Но оставлять Эш спать не было в планах Ангелы — не сегодня, не тогда, когда хочется щебетать от полнящего восторга. Поэтому, разминая затёкшие пальчики ног, Ангела усаживается на Лиз сверху, на бёдра. Латекс при соприкосновении издаёт вполне себе характерный звук, но Ангела будто бы этого и добивается, с довольным лицом ёрзает.
Просыпайся уже, — прошептала на прикрытое ровным пластом волос ушко Ангела, приминая ладонями воздушную грудь и совсем тихо-тихо мурлыкая, прижимаясь губами к непривычно розоватой щеке, — совсем светлеет, ты же не хочешь провести такой замечательный день на скрипящем диване?

Ангела с некоторым умилением смотрела на затрепетавшие ресницы и за тем, как Лиз сонно меняется в лице, но, не дав ей просто перевернуться на другой бок и уснуть, оставила на острых скулах частые поцелуи.

Ты такая милая, когда спишь, сил моих нет, — горячо прошептала немка, задерживаясь на губах. Когда дыхание внезапно замедлилось и стало глубже, будто бы Ангела старалась выпить всю эту сонливость, овладевшей Лиз, без остатка, Циглер внезапно остановилась и рывком отстранилась, зачесывая взбитую кипу волос, — как тебе мой способ тебя окончательно разбудить? — на лице у неё кокетливая улыбка, Ангела играет острыми плечиками и поглаживает волосы, сидя на бёдрах. Апостольник мягко сползает вдоль дивана на пол.
Сейчас, когда Лиз окончательно проснулась и в алых радужках Ангела видит отблески осознания, она понимает — это чудо. Чудо — видеть заспанную и сонную Элизабет, которую так хочется притянуть за обе щеки и поцеловать, обвить руками шею и никуда... совсем никуда не отпускать, что бы ни случилось! Ангела медлит ещё совсем чуть-чуть — скорее балует саму себя, потому что ей хочется как можно дольше наслаждаться этой картиной и, может быть, запечатлеть её на фотографии — Эш, конечно, будет ворчать, а Циглер утверждать, что она милая и выбрасывать она её не будет — это же память.

Уже после минутного замешательства Ангела дарит ей долгий и мягкий, как воздушная сахарная вата, поцелуй, тихо воркоча ей что-то прямо в губы. И ей хочется закончить на более минорном аккорде, поэтому немка только тихо прикасается кончиком носа к теплой щеке, щебеча:
Доброе утро, родная. Твои... ножки не устали? — будто бы ненароком брошенный взгляд в сторону этих... ужасно неудобных туфель, так и оставшихся на ночь. Ангела хитро выгибает брови.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

46

Во снах — абсолютно с любыми сюжетами, взаимодействиями и всём их причудливом многообразии, нет ничего постыдного. Иные записывают свои сны, другие тщетно пытаются запомнить, а кто-то и вовсе не видит их, на самом деле забывая прямо перед пробуждением. Во всяком случае, ночь достаточно длинна, чтобы увидеть в ней целую историю. Этакий фильм, который имеет свой срок годности. В детстве Эш снилось исключительно то, что она хотела бы забыть — порой сны были наполнены типичными детскими мечтами о родителях, и такие сны почему-то долго не забывались. О них едва ли мог кто-то узнать, но после такого сна Лиз лучше было не трогать в школе. Порой, после удачных дел банды она видела на редкость приятные сны, но с возрастом тип проецируемых сновидений перестал зависеть от того, что она делает. Во всяком случае, так казалось самой Элизабет.
Этой ночью, заранее не задумываясь, что она хочет увидеть, Эш ожидала как минимум чего-то на редкость извращённого, однако её сон был спокоен и лишён сновидений, лишь под утро порадовав женщину каким-то развитием и перенося действие в неплохую перестрелку, где Эш с плохо скрываемым азартом использовала оружие для того, для чего оно и предназначалось.
Лиз не могла бы похвастаться слишком чутким сном и это обычно было основополагающим для преступников её уровня. Делая ставку на собственную банду, Эш могла в определённый момент здорово подставить себя, просто уснув не в самом безопасном месте, но этой ночью она спала безо всякого сожаления, даже учитывая то, что наверняка оставила в городе довольно много улик. Здесь её всё равно пока не искали, а многолетнее ожидание — этакая дорога, которую Элизабет Эш прокладывала в течение многих лет, привела её к желаемому результату.
И дело было совсем не в том, что ей хотелось остепениться — нельзя было в полной мере сказать такое о каждом преступнике, просто Эш поняла, что некоторые случайные встречи в действительности совсем не являются случайными. И тот груз, который она после некоторых сомнений всё же отдала на совесть Циглер, оказался... как раз таким стечением обстоятельств. Тогда Лиз не могла поставить эту женщину выше собственной репутации и... строго говоря, не смогла бы и сейчас, справедливо полагая, что Ангела тоже не бросит своих пациентов по прихоти Эш. Прелесть была в том, что сейчас ей не нужно было выбирать. Не нужно было делать опрометчивых и необдуманных решений, взвешивая их, сомневаясь и тщетно пытаясь поставить одно выше другого или уместить их на одной чаше. Эш чувствовала себя свободной, понимая, кем и как сильно связана.
Ей это нравилось.
Забавно, что даже при довольно интересном, хоть и чутком сне, всё же нашлось то, что было способно вытянуть её оттуда за считанные мгновения. Во всяком случае, не почувствовать, как по бедру скользнула лёгкая и почти невесомая докторская рука, Элизабет не могла. В остальном же пробуждение далось Эш нелегко — в детстве она любила до последнего не вылезать из постели, заставляя Боба носить ей бесконечные чашки чая со сладостями. Позже, уже в банде, чай был заменён на виски, но какое-то странное подобие аристократической лени никуда не делось — ранние подъёмы давались ей тяжко. Эш коснулась дрожащих неподъёмных век рукой, потирая глаза и потянулась, но пока игнорировала попытки так скоро пробудить её, как будто забывая о том, где, с кем и в каком виде находится.
— А что мне за это будет? — Эш наощупь находит наиболее привлекательные места на теле Ангелы, проводя рукой вдоль тела и снова лениво потягивается. Лучшим способом хоть как-то на неё повлиять становятся, как ни странно, поцелуи, и Элизабет всё-таки открывает глаза, щурясь от света и смотря на Ангелу, которая, кажется, только этого и добивалась, попытавшись отстраниться. Лиз задержала её, снова притягивая к себе и ещё несколько раз легонько целуя. Утренние нежности были сейчас очень кстати.
— Я ждала кофе в постель, но, похоже, тебе было не до этого, — усмехнулась Элизабет, — Надо было мне, всё-таки, прихватить и Боба, тогда мы бы сейчас не испытывали такой проблемы.
Забавно, но Эш только сейчас подумала о том, что Ангела толком не знакома с её лучшим другом, который был рядом всю сознательную жизнь и стал для Лиз настоящей семьёй вместо отсутствующих родителей. Сейчас она смотрела на Боба как на верного друга, как будто на частичку самой себя — ту самую, которой привила свои привычки и качества, научила понимать и читать себя. Боб и правда иногда понимал её с полуслова, даже когда это означало какую-нибудь банальность вроде бокала виски с утра. Если бы не главная проблема, заключающая в себе незаметную транспортировку омника, то Эш бы точно взяла его с собой. В детстве ей было спокойнее с ним, но сейчас, уже чувствуя в себе достаточную силу справиться со всеми проблемами, Лиз не считала его обузой — для неё это был верный друг и соратник, на которого можно положиться.
Она вздохнула. Ангела путала все мысли, толкая сразу на несколько вариантов, выбрать между которыми Эш ну никак не могла. Ей казалось, что их история сейчас стала ну очень приторно-сладкой, и хотелось разбавлять её чем-то в духе прогулок и совместной работы, однако это был тот самый заслуженный отдых, тот отпуск, которого Лиз ждала, но причина для которого никак не появлялась. Зарывшись пальцами в волосы Ангелы, Лиз легонько отклоняет её голову, смотря в кристальные голубые глаза, изучая каждое мимолётное движение, каждое подрагивание ресниц и, спустя несколько мгновений, нотки удивления от этой вынужденной паузы, на которые Эш после небольшого замешательства отвечает лёгким похлопыванием по щеке.
— Ты хочешь помочь мне от них избавиться? — Эш с готовностью ловит лёгкий, но очевидный намёк и снова потягивается, водя руками по бёдрам Ангелы, — Снова хочу напомнить тебе, что это не только я хотела сегодня куда-то выбраться из дома. Как хорошо, что вчера мы купили достаточно, чтобы не думать о том, что бы такого поесть.
Она поискала глазами верхнюю одежду — хотелось покурить и выпить чего-нибудь, но предчувствуя ворчание её доктора, Эш решила дождаться избавления от неудобной обуви.
— Настоятельно рекомендую тебе не медлить с этим, Пёрышки, — упёршись ладонями в грудь Ангелы, Элизабет не без труда выбирается из-под неё, но после ведёт носком туфли вдоль предплечья и, наконец, ставит ногу ей на плечо.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

47

Ангела растянула губы в солнечной улыбке и замерла, перебирая кончиками пальцев запутавшиеся волосы. Удивительно. Те метаморфозы, которые происходят с Лиз каждый раз, когда она оказывается в опасной близости с Циглер, не скрываются от вездесущего взгляда слишком внимательного доктора. Кто-нибудь видел её такой раньше? Ангела, в силу того, чтобы унять скребущего внутри грудины и жутко ревнующего зверя, предпочитает не задумываться об этом и не зацикливаться на банальной мысли. Лиз не монашка. И у неё были отношения до неё. Простой секс, дружба с привилегиями или первая настоящая любовь — это не дело Ангелы, и куда проще будет отпустить эти переживания.

Хочу, — шепчет в губы, довольно хихикая, немка, — мне жалко твои ноги, к тому же, тебе ещё со мной гулять по Цюриху, а в их дееспособности я не хочу сомневаться. А такие каблуки... лишают меня таковой возможности. Это всё, конечно, жутко красиво, но совсем не практично, знаешь?

Ангела не противится, когда аккуратный блестящий носок обводит её плечо, когда Лиз бросает на неё красноречивый и многообещающий взгляд. Это заводит. Она близоруко щурится, но это скорее привычка, чётко отлаженный алгоритм, чем необходимость, прежде чем подобрать колени под себя и, пристально посматривая на Эш, прикоснуться губами к обтянутой блестящим материалом икре. Поцелуй — мягкий, влажный, а за ним ещё несколько, развязно мажущих слюной. Ангела порывисто вздыхает, скользнув ладонью по лодыжке, чтобы нащупать кончиками пальцев хитрую застёжку.

Циглер не чувствовала себя прибитой гвоздями, как это обычно бывает в сексе, когда тяжёлые мужские руки сжимают изголовье кровати, а Ангела кусает губы и жмурится в подушку — такое ощущение, что её стремятся проткнуть раскалённым штырём, вот, как это чувствуется, и никаких эмоций, кроме отторжения и судорожного «пускай он выйдет, мы попробуем в другой раз!» не вызывает. Никакой хвалёной страсти. Никаких хороших воспоминаний.

Даже когда эти же руки, заставлявшие трещать деревянную кровать, обнимают за плечи, Ангела слышит краем уха мерное дыхание и аккуратно снимает с щёки солёную слезу кончиками пальцев. Это ненормально — плакать после близости.
Ангеле как никогда важно было осознание нужности. И Лиз его дала вчера — доктор засыпала с умиротворённым лицом и розовым румянцем после тёплой ванны. И не проронила ни единой слезы.

Туфли с глухим стуком летят на пол, пока Ангела педантично и внимательно оглаживает уставшие и затекшие ступни равномерными движениями ладоней. Разминая пальцы, она аккуратно приподнимает одну ногу за пятку, снова укладывая к себе на плечо и кротко целует волнующую изгибом косточку. Ей хотелось целовать Лиз. Везде, где только можно, это ведь её, её любимая Лиз, которая вытащила Ангелу из такой глубокой трясины, откуда Циглер не могла вылезти уже много лет. Ангеле совсем не хотелось вспоминать события недалекой давности, это недопонимание было сполна выплачено всеми теми поцелуями, всеми теми «я люблю», что немка не могла остаться равнодушной. Да и никто бы равнодушным не осталось, дело даже не в особой привычке Ангелы стараться помочь всем и вся. И что удивительно, ведь в этих чувствах далеко не Циглер была звеном, связывающим пациента со скорейшим выздоровлением.

Так получше? — поведя плечами, интересуется Ангела, сосредоточенно целуя стопу, — но хорошего понемножку, а то ты совсем разомлеешь, а я хочу тебя вытащить гулять! — плавно опустив ногу, Циглер довольно педантично потянулась к комоду, на который вчера предварительно сбросила очки. А затем улеглась на своё остывающее место между стенкой и Лиз.

Распаковывай меня уже наконец, — фыркнула в висок замасленная Ангела, надвигая на нос очки, — и я пойду сделаю нам завтрак. Тосты с медовыми сотами или банальную овсянку, а ещё вкусный и ароматный кофе, который ты так ждала в постель.

Ей хотелось завернуться в махровый халат и очутиться в мягких объятиях Эш, когда она будет готовить завтрак. Совсем неважно, что это не так сексуально, как вылизывание ног и расхаживание по дома в интригующих нарядах, но... Ангеле так нужно было это. Нужна была рутина, в которой вдруг, внезапно появилась Эш. И Ангеле настолько сильно хотелось, чтобы всё вокруг пропиталось присутствием родной женщины, что она готова была провести дома весь отпуск. И не отпускать Лиз дальше ванной. Это было бы честно и справедливо, учитывая то, что с окончанием Рождественских выходных она будет вынуждена покинуть Цюрих на долгое время. И не факт, что у неё получится вернуться обратно.
Мягко ступая по спинке дивана, пушистая кошка аккуратно спрыгнула на взбитое одеяло и выгнулась в спине — Ангела машинально опустила ладонь на пушистое брюшко, поглаживая.

Ей было спокойно и хорошо. И это спокойствие мягкими лапами растекалось по телу и задавало довольно сонный ритм, но Ангела сейчас не могла себе позволить снова упасть в сон. Поэтому она только покладисто боднула любимую в висок и потянулась за поцелуем. Эш целовалась чувственно. Казалось бы, в её стиле было бы хватать за волосы и кусать губы, но она всегда вела себя так, будто бы никого ценнее Ангелы для неё не было и не будет. Чутко трогала пальцами щёки, вздыхала в приоткрытые губы и изучала пухлые губы — Ангела выдохнула и запустила ладони в снежно-белые волосы, массируя пальцами затылок.

Они запутались ногами. Ангела прижалась поближе, вдыхая телесный запах и заскользив руками по шее, и испуганно вздрогнула, когда кошка с озлобленным шипением ринулась с облюбованного места в ногах в сторону кухни, вздыбив хвост. Тяжело дыша, Циглер дрожащей рукой поправила очки и отодвинулась, предательски запунцовев щеками и ушами, смущённо пряча взгляд.
И эта кошка ещё...

Я переборщила, — оправдываясь, произнесла она, — пожалуй, не стоило лезть к тебе с самого утра, да? — её неловкий смешок прозвучал натянуто и сдавленно, но Ангела всё же осторожно взглянула в сторону Лиз, приподнимая брови, — до сих пор поверить не могу, что ты моя. И напиться тоже не могу.

[icon]https://i.imgur.com/9gtKo3B.png[/icon]

+1

48

Конечно, хотелось поспорить. Прошептать что-то слишком дерзкое, хриплым голосом, прямо в эти манящие губы. Кусать их пока те не станут пунцовыми. А когда с губами, наконец, будет покончено, спуститься чуть ниже, целуя и облизывая каждый сантиметр заключённой в латекс кожи, чтобы потом, вновь и вновь возвращаться к этим губам. К тем самым, что смущённо улыбаются, но в то же время дразнят, как не дразнили ни одни другие губы. И других губ, которые хотелось бы целовать с таким остервенением, Эш сейчас не могла припомнить.
Конечно, она бы могла поспорить. Хотя бы с тем, что это далеко не самая неудобная обувь, которая ей попадалась. Что мерки в этот раз были сняты точно, и что ей, вообще-то, доставляет удовольствие осторожно ступать грациозным шагом, видя, как всё внимание той, для кого она это всё надела, приковано к этой вальяжной походке. Но Эш в основном молчала, уже не торопясь продолжать диалог и видя, как Ангела осуществляет задуманное. Во всяком случае, тратить много времени на прелюдии не хотелось. Но у пернатой было другое мнение на этот счёт. И, как уже неоднократно происходило прошлым вечером, Элизабет просто подчинилась, в очередной раз позволяя это затягивать и получая от этого удовольствие.
— Хочешь вылизать до блеска? — утробно ворчит Эш, но несерьёзно, не обращая на это шутливое замечание больше внимания, чем стоило бы. Во всяком случае, отвлекать Энджи ей не хочется. На смену жёсткому ощущению от давящих (хах, будто они бывают другие!) туфель приходит совсем другое — как будто утренний кофе, кремово-мягкий, с хорошей пенкой — ощущение. Лёгкие поцелуи превращаются в ласкающие касания руками, и Лиз невольно дёргается — немного щекотно поначалу, однако Ангела не прекращает, только меняет прикосновения на совсем воздушные, которые как будто и не чувствуются вообще сквозь невесомую, но держащую ноги в плену блестящую паутину. Эш закусила губу — один только вид ног, вольготно лежащих у Ангелы на плечах, сильно её возбуждал, но она была довольно сонной и однозначно сдержанной, чтобы опасаться, что они проведут в постели весь день. А Пёрышки, как будто достаточно покорной, чтобы не провоцировать дикого зверя внутри Катастрофы на что-то большее.
— Ты, кажется, забыла, что я побаиваюсь щекотки, — морща нос, отвечает Эш, — И более того, не советую тебе так нагло этим пользоваться, пернатая, — нахмурив брови, добавила Элизабет, подставляя пальцы ног под поцелуи и глядя на то, как Ангела после недолгих раздумий снова занимает своё место на диване, - Вообще-то, если бы нам не надо было гулять, ты бы снова оказалась на коленях, сложив руки в молитвенном жесте, — усмехнулась Эш, позволив себе ненадолго сжать подбородок прикорнувшей рядом Циглер, — Но я думаю, что мы ещё успеем это сделать.
Специально или случайно, но Энджи пользовалась совсем нечестными приёмами, которые здорово отвлекали от планов, поэтому Эш не могла удержаться от ответных поцелуев, при этом не давая Ангеле ни капли контроля над ситуацией. Когда её губы стали заметно темнее от чувственных и долгих покусываний, Элизабет всё-таки решилась сказать:
— Тебе наверное уже все говорили, насколько сексуальнее ты смотришься в очках. А согласно моему плану, тебе надо и гулять отправиться в этом, — с кошачьим коварством сообщила Эш, — Неужели не справишься? Если ты так хочешь и при этом хорошо попросишь, я, конечно, распакую тебя, но так ли ты хочешь, Пёрышки?
В подтверждение своих мыслей, Элизабет с нажимом провела руками вдоль тела Ангелы, заставляя её снова наслаждаться этим специфичным, но определённо возбуждающим звуком. И на этом, наверное, стоило бы закончить, но пока движения Энджи не были до конца понятны Эш. И та понимала.
Несмотря на то, что им было так хорошо последние сутки, Лиз не могла не думать, что её отпуск всё же конечен — придётся улететь из Цюриха, дав Ангеле возможность заниматься любимым делом. Придётся снова вести дела банды, думая о том, что где-то там, далеко за горизонтом, осталась одна женщина, которая тоже будет скучать и которой точно бы пригодилось что-то вроде перчаток — вроде тех, которые Ангела неслучайно оставила своей новой подруге.
— Ну да, подруге.
Наблюдая за кошкой, нарушившей их покой, Эш поняла, что расставание после такой близости в любом случае больно ударит по ним обеим. Ей хотелось бы сказать, что Мертвецы откроют филиал в Цюрихе, но к этому нужно было очень долго идти. И, пожалуй, совершенно разная деятельность в конечном итоге могла бы встать между ними. Лиз не хотела начинать разговор о том, что будет, если доктора Циглер, того человека, которого принято называть незаменимым, вдруг потребуют вернуться в Овервотч, как будто собирающийся возрождаться. Не хотелось считать, что она сможет снова стать причиной, по которой они видятся, спят вместе и уделяют друг другу время. Своими чувствами, своими эмоциями и даже слезами доктор Циглер показала, насколько она искренна. Элизабет хотела верить, что не отпугнула Пёрышки только потому, что ей самой было тяжело ответить точно такими же эмоциями. Но... она старалась. И Ангела действительно получала тот максимум, который Эш не давала никому.
Близость Ангелы отвлекла её, заставив уделить внимание поцелую. Это могло развеять любую грусть, которой Элизабет совершенно вероломно предавалась в такой момент. Позволив себе улыбку, Лиз прижала к себе любимую женщину, как будто стараясь слиться с ней в одно целое. Из-под полуприкрытых глаз изучила неожиданно смутившуюся Ангелу.
— Всегда было интересно, как при таком нахальном поведении, ты можешь смущаться, точно монашка, роль которой получается у тебя весьма и весьма неплохо. Я думаю, Владыка бы точно одобрил твои собственнические реплики, только вот мне теперь нечем ответить. Давай условимся на том, что это ты моя, потому что я тебя нагло украла вот уже как минимум три раза. Так что брысь делать кофе, монашка, — задорно добавила она, ощутимо шлёпая явно затянувшую момент Циглер.
Когда Ангела, потребовавшая ещё несколько поцелуев напоследок, всё-таки отправилась на кухню, Лиз поднялась, разыскала своё пальто и отправилась курить на балкон. Разумеется, речи о том, чтобы бросить эту привычку и порадовать Ангелу, не было. Эш хотелось верить, что тот её образ при первой встрече был хоть немного привлекательным для женщины в крылатом костюме, которая на полном серьёзе пришла отвоёвывать оборудование для больных в одиночку, не побоявшись вооружённой банды и открыто дерзя в лицо их королеве.
Струйки дыма, точно змеи, находили свою лазейку в клубах пара — кажется, за ночь всё-таки немного похолодало, но Лиз не было слишком холодно — даже привычная к тёплому климату, она стойко переносила такой мороз. Ощущение того, что стоит ей прийти на кухню, как она окажется согрета тёплыми объятьями и чашкой горячего кофе, сильно грело душу.
Она не докурила сигарету, руководствуясь то ли тем, что хочет побыстрее это получить, то ли тем, что всё-таки надо немного поубавить количество никотина в организме. Немного приоткрыв балконную дверь, Эш сняла пальто и прошла на кухню, ступая как можно тише — без туфель это было вполне возможно. Ей не хотелось заставить стоящую у плиты Ангелу уронить всё, что та готовит, поэтому Лиз дождалась подходящего момента и без зазрения совести впилась руками в соблазнительные сочные ягодицы.
— Ты, кажется, говорила там что-то про жажду, да? Теперь я захотела напиться. Но, знаешь, — она подалась ближе, переместив руки на талию Ангелы и обнимая её со спины, — Кофе тоже отлично подойдёт. Не знаю только, смогу ли я его пить, если ты не будешь сидеть у меня на коленях.
[icon]https://i.imgur.com/1C98IEq.png[/icon]

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » OVERWATCH: recall » Флэшбеки » [23.12.2076] Pale Rider


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно