[indent] Ангела так сильно любила детское отделение: до такой степени, что приносила смуглым испачканным в испуге детям свежие фрукты.  Ей нравилось в педиатрии значительно больше, чем в своем родном отделении, потому что очередной отказавшийся от неё из-за имени и фамилии пациент к чертям собачьим испортил настроение на день. Начальство предупреждало, что ей урежут премии и оплату за труд в целом, если пойдёт в таком же темпе, но это был третий такой же случай за только начавшуюся неделю, из-за чего Ангеле хотелось просто рухнуть от бессилия и разрыдаться в какой-то коморке.

[indent]  - Мама запретила с Вами разговаривать, - вздохнула сидящая на постели девчушка, на что Ангела удивлённо выгнула брови.
[indent] - Да? А почему?
[indent] - Она сказала, что Вы обманщица и шарлатанка. Как и весь Овервотч.

[indent] И это разбило её на весь оставшийся день. Скорее мёртвая, чем живая и работоспособная, она с трудом собрала мысли в кучу, чтобы заполнить в своем жарком и душном кабинете хоть какие-то бумаги, прежде чем начнётся обход. Но и этого не смогла сделать. Клятый Овервотч оставил на ней такой неизгладимый отпечаток, от которого она сама скрыться не может: работу она нашла с колоссальными, почти титаническим трудом, и рискует с громогласным треском оттуда вылететь. Дальше что делать? Сколько будет ещё длиться эта бесполезная протекция ООН, которая, безусловно, помогает ей хоть как-то держаться на плаву, но какой в этом грёбанный смысл?

[indent] Как же она сильно надеялась, что эта вся свистопляска сейчас не повторится на обходе. Потому что она не выдержит. Зарыдает перед пациентами, как ребёнок, грозно топнет ногой и забьётся в угол, лишь бы эта жизнь оставила её, чёрт возьми, хотя бы на несколько дней в покое! Перед очередной палатой Ангела поправляет на глазах очки и заправляет за ухо коротко стриженные белокурые волосы, а затем бросает взгляд на планшет, чтобы вспомнить, с кем доктор имеет дело. Немка в несколько беглых мыслей вспомнила Бога на своем родном языке, а затем шагнула в открывшуюся с тихим шипением дверь отсека.
[indent]  - Одджи Хамади? - она не обратила внимания на то, что в палате находится кто-то посторонний, - какой непрофессионализм, Циглер! - Меня зовут доктор Ангела Циглер и я Ваш лечащий врач... Ох, tut mir Leid, - она подняла взгляд, натыкаясь на незнакомую широкую спину и возмущённо вскинула брови, - Вам придётся покинуть палату, посторонним...

[indent] А затем выронила из рук планшет, который грустно звякнул о кафельный пол холодной и пахнущей медикаментами палаты. Ангела узнала. Не могла не узнать ту, с кем провела большую часть своей жизни бок о бок, ту, которую знала с дикого подросткового периода, не могла, не могла... Она потеряла дар речи, потому что абсолютно не ожидала её увидеть, только хлопнула уставшими голубыми глазами и замерла, не зная, с чего начать и чем закончить. Ты так стала похожа на свою мать. И действительно: Фария была её копией, копией женщины, которая взяла под свою опеку девушку, потерявшую обоих родителей на поле боя. Только младшая Амари была статнее. Как безупречная спортивная лошадь, которую каждая мелочь красила. Ангела сглотнула слёзы:
[indent]  - Фария... - и это всё, что получилось у неё сказать.

[indent] Ангела выглядела, как испуганный оленёнок. Загнанная в угол своими же собственными воспоминаниями. Она помнит. Фария была угловатым подростком, когда Ангела только попала в Овервотч. И из-за стекла своего медицинского отсека Циглер наблюдала за тем, как она растёт и крепнет. Как всё больше перестаёт быть похожей на мать и становится... собой. Как же страшно, как же чертовски страшно было видеть перед собой не девочку и не девушку, а женщину, статную и взрослую. Не постеснялась бы Ангела назвать Фарию той, кто, наконец, расправил крылья. Немка обещала о ней позаботиться. Только Фарра не нуждалась в этой заботе. Амари улыбается, а Ангела смотрит на неё в ужасе.

[indent]  - Конечно, - не произносит, выдыхает доктор, когда за её спиной закрывается дверь. Ей нужно снова взять себя в руки. И действует она чётко и слаженно: точно так же, как сейчас Амари повела себя перед ней, не давая слабины и повода, чтобы думать иначе. Она профессионал. И никак по-другому. С мужчиной она справляется быстро, осмотр, а затем на попечение сканера и нанитов, зайдёт к нему позже, когда поставят капельницу. Она боится. Но помнит. Помнит, как укладывалась со смуглой девушкой на одну кровать и зачарованно слушала её ненормальный влюблённый лепет, помнит, как лично ей в палату приносила кружку тёплого молока и швейцарский шоколад, помнит, как со временем закрылась от неё, а следом и ото всех остальных. Помнит, что должна была стать для неё и всего Overwatch панацеей, а оказалась идиотским плацебо.

[indent] Но выходит из палаты всё той же откровенно потрёпанной Ангелой Циглер. Не Мёрси и не Валькирией. Девочкой без родителей, без целей, без семьи. Без возможностей. Фария со временем похорошела, словно дорогое вино, Ангела почему-то улыбается сама себе из-за такой ассоциации, прежде чем сделать глупость. Смело пересечь рубикон. Взять себя в руки. И впечататься в это теплое тело, дрожа худыми плечами и крепко жмурясь.
[indent] - Я так сильно соскучилась, птичка, - Ангела почти засучила ногами, приподнимаясь на носки и прижимаясь крепко-крепко, силясь одним только этим человеком разбудить то самое живое и горячее, но так давно застывшее сердце доктора, - так сильно, ты просто себе не представляешь. Я так рада тебя видеть.

[indent] У Циглер едва ли не захрустели позвонки, но она вовремя отстранилась, окидывая молодую Амари внимательным взглядом, чтобы подметить каждую мелочь, которую она пропустила за эти шесть долгих лет. Облизала с перепугу пересохшие губы, закачалась с пятки на носок и просияла той своей фирменной улыбкой, которую любил весь Овервотч. На которую молилась вся организация.
[indent]  - Пойдем, - она берёт её за ладони своими привычно теплыми и мягкими руками - очередное болезненное воспоминание кольнуло сердце, - пойдём, не буду же я с тобой разговаривать на коридоре, - она приводит её в свой кабинет, такой же светлый, как и сама Ангела, усаживает на старый, но служивший верой и правдой диван и бегло обводит взглядом свою коллекцию кофейных зёрен, - ты... будешь что-то? Я могу отпроситься с работы. Взять выходной за свой счёт. Чтобы мы могли побыть вместе. Боже, Фария... - Ангела смотрит на собеседницу пытливо и почти со своим особым умилением, - ты очень изменилась.

[indent]  - Это нервы, - отмахивается Ангела так, будто бы это неважно. Она уже столько раз откровенно забивала на себя, что в очередной раз это показать ей не стоит абсолютно ничего. Ей нужно было бы начать любить себя, но в такой обстановке это просто не было реальным. На губах у Ангелы грустная и тоскливая улыбка, пока она поглаживает сбитые и грубые ладони Фарии кончиками пальцев, - все  не так просто в жизни, Фария, как хотелось бы. Мне теперь нигде нет места, после Овервотч. Это была грустная, изрядно потрепавшая талантливого доктора правда.

[indent]  - Недавно, - Ангела покачала головой, - но с такими темпами, вряд ли я задержусь здесь надолго: от меня отказываются пациенты, уверенные в том, что я стремлюсь их обмануть, - у Овервотч не было никакого наследия. Ничего не осталось. Только грозная чёрная тень, отбрасываемая не менее светлым прошлым на настоящее и будущее. Ангела оказалась загнана в угол. Генджи. Наверняка МакКри. Но радость за то, что жизнь сложилась хотя бы у Фарии заставляло сердце Ангелы биться о клетку из ребер, - Выросла. Да, именно так. Ты так... так сильно похожа на маму, малышка.

[indent] Ангела тут же взяла себя в руки и закрыла рот. Какой же глупой нужно быть, чтобы надавить на такие старые раны? Идиотка, Циглер, - молча покорила себя Ангела, отведя взгляд и крепко зажмурившись. Ей нужно подуспокоиться. Этот день довел её до белого каления, но разрыдаться перед Фарией будет абсолютно неправильно, не так, как планировалось. Она же сильная в конце концов. Не покрытая титаническим сплавом, как младшая Амари, но не менее стойкая, которую не может вывести из себя какая-то мелочь. Ангела порывисто вздохнула. Овервотч её такой запомнил. Вечно улыбающейся своей теплой улыбкой девушкой, которая простоит за операционным столом пятнадцать часов, а затем уйдёт заполнять отчёты. Ангела никогда не сдавалась. До этих дней. До этого периода.

[indent]  - Ты всё ещё работаешь на Хеликс, верно? - осторожно интересуется Ангела, сжимая ладонь чуть сильнее положенного, - мой пациент, в его карте сказано про Хеликс. А тебе он перечить не стал. Хотя у арабов нет ко мне доверия в основном, - про её подвиги все забыли. Сделали вид, что их нет и никогда не было - так было проще, чем отрицать то, что Ангела Циглер за период войны делала невероятные вещи. Теплые руки скользнули по щекам, Ангела обняла это горячо любимое лицо ладонями и замерла, рассматривая девочку, выросшую в бойца, - Фария. Есть... серьезный разговор, - она хлопнула глазами. Свой коммуникатор она хранила подальше от собственных глаз, но помнила о том, какое последнее сообщение пришло на него. И показала его Фарии.

[indent]  - Это глупо, - растерянно покачав головой, объяснилась доктор, - глупо так думать, что максимализм бывших агентов сможет возродить то, что давно мертво. Но я совсем не понимаю, где мое место. Должна ли я. Хочу ли я... Я не откликалась на Общий сбор. Но, может, имеет смысл сделать это тебе? - пытливый взгляд и замершие плечи, - Я пойму отказ, пойму твой ступор, просто я и сама совсем не знаю, что делать. Я так запуталась...